Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 14

Драгослав Михайлович

В Доброй Доле мне жилось неплохо, да и с Любишей все было ладно. Но в замуж я за его не хотела иттить. Он был уж в летах, отца мого старше, почти шестьдесят, и было мне как-то стыдно выходить за его. Знаешь ведь, какой у нас народ, тут же бы сказали, что заради денег пошла.

Но когда он меня спросил и я ему ответила, что почитаю его и хорошо мне с им, но после всех моих несчастий нет у меня такого желания в замуж иттить, он будто ничё другого и не ждал.

И, кто знает, может, он ничё другого и не хотел. Чудной он все-таки был человек.

5

В начале сорок восьмого, а может, в конце сорок седьмого, точно и не помню, зачастил в кофейню Любиши один молодой смешливый шахтер, он ходил по кофейням с музыкантами, на скрипке играл.

Пиликает это он на скрипке, а сразу видать — не свое дело делает. К бабам пристает, в поселке всякие были, но и те не очень-то на его зарились. Убежит одна, он за другой, обиды долго не держит.

И все скалится, губы-то ровно лопухи. Скалится, обнимается с пьяными шахтерами и музыкантами, посмотришь — ну дурень дурнем. И не знаешь, кто хмельнее и дурнее.

Но вдруг примечаю я, что дурень этот чтой-то уж больно круг меня увивается.

То и дело останавливает, выспрашивает, когда свадьба, это, стало быть, моя с Любишей. Допытывается, когда я в Вишневицу поеду, мол, у его там дело, дак вместе поедем. Через стойку нашептывает: важное, вишь, ему надо мне сказать, дак чтоб я как-нибудь вышла и он мне с глазу на глаз скажет.

Я-то на это никакого внимания. Чай, не впервой такое слышать. Знаю я, милок, что ты мне сказать хочешь.

И не так чтоб он мне по душе был.

Сам худющий, рот до ушей, ровно у огромной ляги. Его так, прости господи, и прозвали: Миса Ляга.

Только Любиша отвернется, он тут как тут. Шепчет на ухо, щекочет губами.

Терпела я, терпела, а там и скажи ему:

«И чего ты все скалишься, дурной, что ли?»

Сурьезно хочу. Но с им рази можно соблюсти сурьезность? Не выдержала я и тоже засмеялась.

«А я такой от природы! Такой уж смешливый уродился».

«Ну и ухажер! Вот уж намыкается та, которой ты приглянешься».

А ему хочь бы что!

«Ты, Петрия, еще цены мне не знаешь, потому и говоришь такое. Выдь ко мне, вот и узнаешь, чего я стою».

«К тебе-то? Ишо чего!»

И гоню его с глаз долой.

Но скрипач мой все шепчет свое, шепчет кажинный день одно и то же, и я мало-помалу уж и не гляжу, что ртище у его распахнутый. Он по-прежнему скалит зубы и обнимается с пьяными шахтерами, а мне это уж вроде и не помеха. И смешным уж не кажется. И такой ли уж это грех, ежели человек смеяться любит?

Начала я поджидать его. Припоздает, я уж думаю, где он. Одним словом, привыкла я к ему.

Но, само собой, гляжу, чтоб Любиша ничё не приметил. Не дай бог! Я себя считала ему обязанной, и мне самой не по душе было то, что я делала.

Однажды Миса снова начал мне нашептывать через стойку, что надобно ему со мной о чем-то сурьезном потолковать и не выйду ль я вечерком за дом или, может, загляну к ему и он мне о том скажет.

А я сама не своя от злости. На себя злюсь.