Читать «Венок и швабра, или Сюрприз драматургу» онлайн - страница 4

Извозчик

Поспеете, барин, не сумлевайтесь. У нас эти пьесы в теятре весь вечер бывают! Господа выдут в двенадцать часов, наймут нас, извозчиков, домой, так едучи-то, ругаются, ругаются: сколько этаких глупостев, говорят, с половины седьмого до полуночи в театре наслушаешься.

Мордарий Драмоделов

Болван! Как ты смеешь так говорить? Разве тебе известно, что нынче дают в театре?

Извозчик

Что дают при теятре? Как же не известно? Нам, извозчикам, не впервой, нам завсегда известно, что при театре дают.

Мордарий Драмоделов

Но что же, что же дают?

Извозчик

Да городовые по шее дают, коли, значит, замешкаемся у подъезда…

Проезжают.

Картина 3

Подъезд Александрийского театра; сквозной ветер.

Унтер Карпов

(пьяный)

Хозяин говорит: «Неси венокВ теятер. Слышишь, Карпов?» Слышу,В рот вам с визигой пирога. Пошел.Погода, господи мой боже, ровноСибирь балканская: в ноздрю и в глазДождем и снегом порошит. Не можноБез выпивки дойти до места. Стоп –Айда в кабак. А денег – ни полушки.За стойкой, в кабаке, Иван Мартыныч;Любезный человек, что говорить,Да даром не отпустит даже капли,С миногою ему ватрушку в рот!Что делать Карпову? «Мартыныч, друг,Дашь сороковку за бруснику эту?»«Покажь-ка, ну?» Поразглядел. Смекнул.«Годится для настойки. Отпускаю.Со всем расположеньем». Хорошо.Сейчас я эту сороковку разомВ нутро. Размаяло. А впрочем, долгСвой унтер Карпов позабыть не может,Хотя и пьян. Хозяин приказалИдти в теятр. Чудесно. С чем идти,Коли венок Мартынычу остался?«С чем?» говорю. Мартыныч, живодер,Смеется в ус. «А вон возьми хоть швабру,Да и снеси, куда те дан приказ».Прекрасно. Все единственно: венок лиАль швабру подадим в теятре мыДля господина автора: извольтеВ знак нашего почтенья получить,В рот вам с сигом копченым кулебяка!

(Уходит в одну из дверей театрального подъезда.)

Картина 4

Зал и сцена Александрийского театра. Избранная публика первых представлений. В ложах бельэтажа мною почетного, но сильно пьяного купечества; некоторые из купечества во время представления внезапно вскрикивают спросонья «караул»; другие зевают, расширяя рот столь широко, как будто хотят проглотить театральную люстру, и приговаривая при этих зевках про себя, но так, однако же, что слышно на Невском: «Господи, огради уста мои». Присяжные александрийские театралы: один, по рассеянности, в огромных галошах; у другого вместо галстуха повязан шерстяной носок. Два присяжных балетомана, забредшие по ошибке вместо Мариинского театра в Александрийский и тотчас же занявшие пустые кресла даром, громко и нахально переговариваются из кресел в литерную ложу с какой-то отставной кокоткой, которая кивает им головой, причем у ней с носа в изобилии сыплется пудра прямо на лысины балетоманов. Присяжные театральные рецензенты; у одного флюс. Два присяжных александрийских драматурга; сидят в креслах: один около бенуара с левой стороны, другой – с правой; несмотря, однако же, на расстояние между драматургами во всю ширину театрального зала, взаимная ненависть их столь горяча, что они прожигают ею друг друга; в антрактах не выходят из кресел в коридор из опасения как-нибудь встретиться лицом к лицу: оба знают, что при этом непременно раздерутся насмерть. Три облезлых действительных тайных аркадийских папильона одеты в куцые смокинги, но с орденами на шее; каждый держит под ручку девицу резвого поведения и блаженно улыбается.