Читать «Венгерские рассказы» онлайн - страница 33

— Илона! — с укором говорит ей Ласло, не совсем, видимо, довольный тем, что жена первая начала разговор. — Ты же не станешь отрицать фактов. Наш премьер-министр Каллаи, помнишь, сам открыто хвастался, что венгерская реакция расчищает путь для европейского фашизма. Не так ли это было, Илона?

— И так, и не так. Каллаи, Бардаши и все, кто с ними, — одно, а народ — другое. Кто объявил войну России? Не парламент и даже не совет министров. Там единодушия не было. За войну были Хорти, Бардаши, Стояи. А разве они интересовались отношением к войне рабочего и крестьянина?

— А ты разве не слышала, что народ кричал на парадах и манифестациях?

— Слышала! И это нельзя объяснить так просто. Видите ли, — обращается ко мне Илона, — с детства, с тех пор как я себя помню, и дома и в школе нам постоянно напоминали о том, как при Надь Лайоше Великом, в XIV веке, пределы нашей Венгрии простирались от Балкан до берегов Балтийского моря и от Черного моря до Адриатического, о том времени, когда на голове Людовика были соединены короны венгерская и польская, а Сербия, Босния, Далмация, Хорватия, Славония, Молдавия, Валахия, а также и Болгария признавали над собой его верховную власть… Правда, это продолжалось недолго, но так было… Мы кое-что потеряли и сами порою были зависимы от других, но Венгрия все же осталась Венгрией. Нас воспитывали в том, что «Nem! Nem! Soha!..»

Услышав эту фразу, произнесенную твердо и с некоторым пафосом, старик оживляется в своем кресле, как кавалерийская лошадь при серебряном звуке трубы. Он пытается встать, глаза его сверкают. Ласло удерживает его и, успокаивая, что-то умоляюще ему шепчет.

— Мой отец, — со странной усмешкой говорит Илона. — Он болен. В его годы трудно выносить все эти обстрелы… Да, так вот, значит, — продолжает она, — нас со школьной скамьи приучали к той мысли, что нет, нет, никогда Венгрия не может согласиться с неправдой, учиненной в Трианоне!

— Какая же неправда в том, что от нас отобрали чужие земли? — зло спрашивает ее Ласло.

— Но если каждый день повторять одно и то же… По такому же принципу, как известно, учат говорить попугаев… Собираясь на манифестациях, народ повторял чужие слова. Он находился под впечатлением минуты и, может быть, даже уходил с этим впечатлением домой, но жил он все же своею жизнью и всегда был далек от политики, от всего, что творилось в Будапеште. Крестьянин на улицах столицы, а тем более в парламенте, выглядел так же странно, как корова в автомобиле.

— Ты не права, — с раздражением говорит Ласло, успокоившись насчет тестя, но все более досадуя на жену, на ровный и внушительный тон ее голоса. — Не говори так уверенно о людях, которых встречаешь только на базарах. Ты забываешь, что страсть к великому — характерная черта мадьяр. Этой слабостью нашего народа и пользовались немцы. Они кстати умели расхвалить так называемые рыцарские наши чувства, вспомнить о доблести наших предков, о былом, дутом величии Венгрии при Людовике, поиграть на гордости и тщеславии. И мы, к сожалению, шли на эту удочку. А в сущности за всем этим нет у нас ни стойкости, ни логики, ни справедливого взгляда на вещи. Вспомни, дорогая, как наши друзья-соседи вечером 21 июня 1941 года, уходя от нас после журфикса, высказывали лойяльное отношение к России и отвращение к войне. А утром на следующий день, когда война с Россией стала фактом, они же, помнишь, нагло заявляли, что великая Германия легко дойдет до Урала, и Венгрия ей в этом поможет, что они всю жизнь мечтали о такой войне. О, да, Илона, ты вспомни, — я тогда руками развел от удивления. А после Воронежа и Сталинграда что они запели? «Ах, зачем мы ввязались в войну, она такая нехорошая!» А когда вышла из войны Румыния, что они бубнили в нашей гостиной? Они — «скрытые друзья России, мадьярский темперамент сходен с русским» и тому подобное. И так они разглагольствовали, пока не нашелся субъект, который хорошей демагогией живо подвел их взгляды и мнения под совершенно другой знаменатель. Это был Салаши! Это были те же немцы!