Читать «Великое (не)русское путешествие» онлайн - страница 8
Михаил Самуэлевич Генделев
— Шмонаэсре!
Книга вторая
Сыненька
Пусть тот, который судит меня, тоже составит книгу.
Иов (31:35)
Глава шестая,
о том, как преподал стрелок-водитель «Павлик»’с
словарь Советских Социалистических Рипаблик’с
Начать! О, как начать главу воспоминаний? «Не встречали»? С ума сошли? Да лучше сразу расписаться в несостоятельности. «Не встречали»!.. Не смешите меня, господа.
Тем временем — писать стало решительно невозможно. Главы не преклонил — бац! машинистка-первопечатница возводит обвинения в опосредованности. Ни сном ни духом — а укоряет… И в головизне. Каковую — головизну — всегда считал частью усопшей и посмертно копченной рыбы.
Обидно.
Уже и с голоса дерут, добро б погрешности стиля, но дыры интонации. И — в строку. Уличают в покраже образной, стыдно сказать, — системы.
Обидно? Обидно…
Можно ли написать что путное, когда этот, с вашего позволения, Одиссей, сей главный, с нашего позволения, герой с повышенной возбудимостью, этот персонаж Генделев М. С. ведет себя кое-как, жестикулирует, изливает потоки сознания, вертится под ногами, связывает по рукам и опять же ногам — повернуться негде. Улисс связывал? Манас Великодушный — связывал? Гулливер, психо — тьфу! — логизировал? А этот — да.
Обидно? Обидно.
А вообразите на нашем месте какого ни есть тоже русского поэта. Поэта-Изгнанника? Честно представьте!
Или представьте честнягу-прозаика на худой конец, Солженицына Александра Исаевича представляете? Чтоб прибыл в СССР — и — «не встречали»? Умоляю, представьте.
Жить — нас учили — надобно не по лжи, а писать — правду. Правда, художественную, а не какую-нибудь, когда ничего кроме и какая каждой психопатке три раза на дню. Отсюда — и выйдите из нашего положения — вон. Вон туда! Где и — представьте — «не встречали», и — «поташнивало», и — «распогодилось» в городе Москве 1 апреля 1988 года.
А то: «не встречали»…
А бывывало ли на Руси, чтоб не встречали?..
Итак:
— …A khren yego znaet, kuda yekhat’, — вконец опустившимся голосом, но вполне без акцента ответил иностранец Генделев из глубин «Волги».
— От это по-нашему, командир! — осклабился гэбэшник, — но поточнее, поподробнее… Адрес?
А — картинка-гэбэшник… Рост, выправка, нордические черты, фотогеничен. Новая формация. Любезен до чрезвычайности. Конечно и безусловно — Гэбэ. Их рука, графологи, их почерк, посудите:
сумы переметные в багажник прицельно подкатившей к крыльцу Шереметьева-2 «Волги» — сам.
Странника Генделева, ненавязчиво направляя под локоток, — плюх! на заднее сиденьице — сам!
Сам — жаргончиком московско-таксерным бисерит, стилизуется — тоже сам.
Ведь сам небось, душитель свободы, сам, опричник, сам знаешь, куда везти! Нет, шутки шутит!..
Израильтянин озлился, налился жестоковыйной кровью своей израильтянин. Стиснул заграничные, тель-авивской, довоенной еще работы, челюсти и дал себе слово: не колоться. До конца. До дыбы. До мученической смерти от расстрела в подвалах Лубянки. «Как шли мы по трапу на борт в суровые мрачные трюмы…» — вслух души своей затянул поэт иудейский, но не допел, запамятовал, сбился, не пелось.