Читать «Великое (не)русское путешествие» онлайн - страница 32
Михаил Самуэлевич Генделев
«там наши мальчики гибнут», ладья В6. Шах!
(вариант «чурка есть чурка»), слон Е2. Шах!
«сами насрали, сами и убирайте», конь В7,
цугцванг, пат (вариант — «без вариантов» — пат!) —
пришлось призвать нейтрального, «третейского», как удачно сформулировала лирическая поэтесса, молоканка Кац — отыскать пришлось Бахыта (вот!) Кенжеева из Канады. Третейский поэт Бахыт отвлекся от процесса извлечения из-под плоского тела санкт-петербуржского поэта Виктора Гейдаровича Ширали-заде заначенного деликатеса, бутылки валютного вина киндзмараули и рассудил, что, райт, чурок, конечно, жалко, но! и наших мальчиков жалко, райт, и все выпили реликтового вина за ничью, за великую неделимую русскую словесность от Айги до британских морей, олл райт? и спели хорошую песню Булата Шалвовича Окуджавы.
ревел, синагогально раскачиваясь, Михаил (Самюэльевич) Генделев Умиленный. Как это там: «мы еще разберемся», — выкрикнул давеча из зала на вечере иммигрантской поэзии Виктор Кривулин на филиппику Генделева, что он-де «поэт израильский» — «мы здесь разберемся, кто здесь русский поэт!».
А когда все спели и отдохнули, Сам — Автор влез на стул и отдал приказ по армии искусств сплясать во дворе обериутский канкан:
и потеряли Кривулина.
Припозднились, но если, и в этом вся соль фокуса, — если преклонить бухую голову к плечу отчизны — чуркестанский 1/2-месяц лежит как живой — на спинке, что покуда наблюдалось исключительно на Ближнем Востоке (опять же если кто бывал).
Глава двадцатая,
о том, как сводят мост, о — там, где в моде Трошин,
о том, что всяк герой — он, в сущности, хороший
Спать расхотелось.
Машина стояла в сбившейся стайке себе подобных, дверцы настежь.
Пахло водой и мазутом.
Ниже решетки, в яме, проносили гигантский аляповатый макет сухогруза, чуть не ободравший грязные огоньки о косой козырек моста.
Со сна, с похмельного бодуна, от мерзкой сырости колотило — спички ломались.
Беспризорное тело устраивалось как могло, по привычке, по памяти: губы кратко, сипло дунули в мундштук, пальцы,
так-и-так —
отдавили его, клыки закусили, щеки втянулись.
Но — дернулись бронхи, подлетела диафрагма — одним движением: жабры с потрохами и пузырем, и руки об фартук; чудом — мучительно не вырвало; кинул в реку откуда-то взявшуюся папиросу.
Крепкую, грубого табака сигарету с полым картонным фильтром.
Адаптация.
Мост свели. Вернулся водитель, посвежевший, тугой, пахнущий корюшкой; со смаком загерметизировался. С полуфразы запел Трошин. Тепло, по заявкам воинов-интернационалистов: «А вокруг-ни-людей-ни-машин-только-ветер-и-снег…» Припев — с начала, до конца и с начала — месяцами тянула Елена на последнем году Неве-Якова: «А вокруг-ни-машин-ни-людей…» — тянула, как шелкопряд.