Читать «Великое (не)русское путешествие» онлайн - страница 28

Если каждого жалеть, то сломается… а? Коллеги?..

поэт В. К(ривулин),

лирический баритон, автоматически:

…медведь.

поэт В. Ш(ирали-заде),

драматический баритон, из-под груды наваленной верхней одежды:

Скелеть!

поэт С. С(тратановский),

альт:

…Весь кайф.

поэтесса К(ац),

сопрано:

Кровать!

младенец,

дискант:

А-а-ах!

М. Г.,

тенор:

Мечеть. Сами вы вляпались…

хор литераторов:

Мы?!!

М. Г.,

обличительно — тенор:

Вы, вы, а кто ж!

Развалили их сортир,

Большие Белые Братья —

теперь облизывайтесь!

поэт К(ац),

сопрано:

Чем иметь.

поэт В. К(ривулин),

меланхолично:

Что «чем иметь»?

поэт К(ац),

скандируя:

Если каждого жалеть,

то сломается, чем иметь.

поэт В. Ш(ирали),

тоже почему-то сопрано:

Мудоид.

младенец:

А-а-ах!

М. Г.,

все еще тенором:

Сабра!

поэтесса Кац,

визгливо:

Пьянь! Сами вы, Виктор, пьянь!

поэт В. Ш.,

из-под шуб:

Пень. Пьянь-Пень. Столица нас, красных кхмеров.

тенор М. Г.,

фальцетом:

Шатила!

поэтесса Е. И.,

контральто:

Оставьте чурок, дружок, там наши мальчики…

тенор М. Г.,

петухом:

Шатила!!!

прозаик Е. 3.,

бас-профундо:

Чурка, он и есть чурка.

М. Г.,

тенор:

Уши! Уши! Маринованные!

поэт К(ац),

не своим голосом:

Чьи?!

М. Г.,

тенор:

Чьи, чьи! Человечьи, чьи! В банках, подростки торговали, нет, не купил, или, если желаете, на подносе…

младенец:

А-а-ах!

(вступают струнные)

поэт В. Ш.,

драматический баритон,

с интересом:

А почем?

(вступают щипковые)

альт поэта С. С.:

Там…

поэтесса Е. И.,

контральто:

…наши мальчики…

(вступают ударные)

поэт К(ац),

сопрано победоносно:

…гибнут!

тенор М. Г.,

вяло:

…на подносе…

хор литераторов:

Если каждого жалеть,

то сломается комедь!

Затемнение, полноголосие:

«Поднявший меч на наш Союз…»

(ЗанавесЪ)

Глава восемнадцатая,

в которой христиане-фалангисты

тоже — по-своему — стилисты

Плакал потому, что нарушалась причинно-следственная связь. Плакал, потому что из-под век вытекали слезы. А не наоборот, слезы текли потому, что плакал. Не важно. С логикой это бывает, да и какая тут логика. В темных очках работать невозможно.

Так, что лязгали челюсти и сводило тяжи затылка, приходилось выпяливать подбородок и, задирая лицо, пытаться удержать на гримасе, в рельефе, жижу пота и слез, а потом стараться перехватить, подхватить эту грязную горячую капель тылом скользкой голой руки между перчаткой и бронежилетом.

Забывал, закидывая гримасу к масляному, на всю сковородку распустившемуся солнцу — забывал зажмуриваться, и в смотровых щелях, в слепых алых полях зрения, гуляли, как хотели, амебы черных слез, мучительно лениво сплываясь, стекая к дыре стока, — а проморгать, — глаза фиксировались на пятне меж дверец растопыренного, как роженица, амбуланса.

Из пятна, из маточной тьмы торчали огромные десантные ботинки.

В дыру, в брюхо амбуланса, с глаз долой, вогнали головой вперед Эйба — отлично заинтубированный и упакованный в счастливую сорочку — в пластиковый мешок — труп Абрахама (Поля) Бен-Ора (Энзе) зих’роно ле В’раха (октябрь, 4, 1935, Антверпен — сентябрь, 14, 1982, Бейрут); мешок с капитаном ЦАХАЛа Эйбом Чомбе.

Сам и интубировал. Хотя, если похолоднокровней, можно было и не интубировать, мартышкин труд: входное — палец по медиане левой скапулы вниз, выходное — с тарелку с кашей.