Читать «Великие мечты» онлайн - страница 7

Джонни преуспел на военной службе, его заметили. Про него говорили, что он умен и сообразителен, а его политические убеждения в те годы не были ничем примечательны. Ему предложили хорошую должность в Лондоне, приходившем в себя после войны. Он отказался. Капиталистическая система не купит его. Ни на йоту не изменил он своей вере. Товарищ Джонни Леннокс, вновь в гражданском, все свои помыслы отдавал Революции.

В 1945 году родился Колин. Два маленьких ребенка в жалкой квартирке в Ноттинг-хилле, тогда еще захудалом и бедном районе Лондона. Джонни дома бывал редко. Он работал на Партию. Теперь необходимо, наверное, пояснить, что под Партией понимается Коммунистическая партия, а произносилось это слово как «ПАРТИЯ». Когда встречались два незнакомых человека, между ними мог состояться такой диалог: «Ты тоже в Партии?» — «Да, разумеется». — «Я так и думал». Что означало: «Ты хороший человек, ты мне нравишься и поэтому, как и я, должен быть в Партии».

Фрэнсис в Партию так и не вступила, хотя Джонни подталкивал ее к этому. Для него плохо, говорил он, иметь жену, которая отказывается вступать в их ряды.

— Но кто узнает? — спрашивала Фрэнсис, чем вызывала еще большее презрение к себе со стороны Джонни, понимавшего, что у жены не было никакого вкуса к политике и никогда не будет.

— Партия все знает, — отвечал он на это.

— Что ж, ничего не попишешь.

Они определенно не находили общего языка, и Партия была далеко не единственным камнем преткновения, хотя и очень раздражала Фрэнсис. Они жили в стесненных условиях, если не сказать — в нищете. Джонни считал это свидетельством внутреннего богатства. Появляясь после семинара «Джонни Леннокс об угрозе американской агрессии», он заставал Фрэнсис возле шаткой конструкции из планок и бечевок, на которой она развешивала детское белье, или на пути к дому из парка — один ребенок на руках, второй в коляске, где еще умещались гора продуктов и книжка, которую Фрэнсис надеялась почитать, пока дети играют в парке.

— Ты настоящая трудящаяся женщина, — хвалил ее Джонни.

Если его самого такое положение дел устраивало, то его мать — нет. Когда Юлия приходила с визитом (неизменно предупредив о времени и дате письмом на плотной белой бумаге, о край которой можно было порезаться), то садилась брезгливо на край стула с размазанными по нему остатками печенья или апельсина и провозглашала:

— Джонни, так больше продолжаться не может.

— Почему это, Мутти?

Он называл ее Мутти, потому что ей это не нравилось.

— Твои внуки, — наставлял он мать, — станут гордостью Народной Британии.

Фрэнсис в такие моменты избегала встречаться взглядом с Юлией, ибо не хотела предавать мужа. Ей казалось, что ее жизнь и сама она превратились в нечто убогое, уродливое, утомительное, и пустая болтовня Джонни была лишь малой частью этого. Все изменится, она была уверена. Этому обязательно придет конец.