Читать «Великие голодранцы (Повесть)» онлайн - страница 75

— Лежи смирно, косой черт! Не то сбросим с колокольни!..

Но «косой черт» не хотел лежать смирно. Перевернувшись лицом вниз, он приподнялся на карачки, как бык. Мы чувалами лежали на его широкой спине. Так продолжалось несколько секунд. Но вот Лукьян приподнялся на ноги и понес нас, висевших у него на плечах, к окну.

— Я скорей сброшу вас, пакостные твари!..

Мы разом отцепились и отскочили назад. Но Лукьян все же успел схватить нас за грудки и, притянув к себе, обдал пьяным перегаром.

— Вот я вас, нехристи!..

Грозный окрик остановил его. Перед нами стоял Лобачев, председатель сельсовета. Выпущенные Лукьяном, мы отпрянули в сторону.

— По какому случаю набат?

Лукьян пофыркал, будто все еще чувствуя на плечах тяжесть, и глухо сказал:

— Вона пожар. Аль не видишь?

— Никакого пожара, — сказал Лобачев. — Месяц встает.

— Ничего не знаю, — прохрипел пономарь. — Сказано, пожар, значит, пожар. Не сам звоню, по приказу.

— Кто приказал?

— Известно кто. Староста Комаров. Больше никого не признаю.

— Ясно, — сказал Лобачев. — Решили сорвать спектакль и выдумали пожар. Так?

— Ничего не знаю, — упрямо повторил Лукьян. — И требую: вон с колокольни! Неча тут делать антихристам…

Он снова схватился за тяжелый «язык» и принялся бить им по краям колокола. Через окна могучий гул опять хлынул во все стороны. Мы схватили пономаря и потащили от колокола. Он выпустил канат «языка» и принялся отбиваться с еще большей яростью. Но теперь силы были на нашей стороне. Втроем мы крепко держали его.

— Захотел в тюрьму? — спросил Лобачев, когда Лукьян, поняв бесцельность сопротивления, опустил руки. — Так я устрою тебе путевку.

— Мне все одно, что тюрьма, что церква, — прохрипел пономарь. — А може, в тюрьме даже лучше…

Явился Максим Музюлев, блеснув в полутьме начищенной кокардой.

— Что за паника? — грозно спросил он. — По какой причине звон?.. — И когда узнал, в чем дело, приказал пономарю: — А ну, марш вперед! Посидишь в холодной до утра. А утром я устрою тебе такой пожар, что всю жизнь жарко будет…

Лукьян сразу присмирел и послушно двинулся вниз. Мы сошли следом. У паперти услышали многоголосый гул. Разбуженная набатом, большая толпа сгрудилась в ограде.

Лобачев призвал к порядку шумевших знаменцев:

— Ложная тревога, граждане! Можно расходиться по домам!

— Зачем же расходиться? — крикнул я. — Пожалуйста, к нам в клуб! На революционную драму!..

Сдавленная темнотой толпа задвигалась, загудела. Послышался смех, шутки.

— А что, ребята? Давай в клуб!

— Неча там делать, в клубе! Айда домой!

— Вали на драму, граждане! Глазнем, что и как!..

И повалили. За несколько минут клуб набился до отказа. Не осталось ни одного свободного места. Заняты были все подоконники. Многие теснились позади, за последними скамьями.

Мы начали сначала. Играли с подъемом. Не раз зрители заглушали нас топотом, криком, хлопаньем в ладони. Принимая происходящее на сцене за правду, они то возмущались, то неподдельно переживали, то искренне радовались. И во всех случаях отзывались на события.