Читать «Великие голодранцы (Повесть)» онлайн - страница 107
Филипп Иванович Наседкин
— Сколько нас, бездольных-то? — оправдывалась Устинья Карповна. — Вот и думала: может, кому труднейше, чем мне? Перехвачу кусок и оставлю беднягу голодным. А нынче никак уж не обойтись. Помрет Семка без помоги…
Лошади в кресткоме не было, и я выдал деньги. Кое-как Устинья Карповна вывела свою фамилию на расходном ордере. Засунув деньги за пазуху, она неловко обняла меня и поцеловала в щеку.
— Спасибо, родной! Бога молить буду, чтобы здоровьем не обделил.
— А ты будь посмелей, тетка, — посоветовал я, растроганный ее чувствами. — Посмелей и понастойчивей. И требуй своего, добивайся. Ты же не просто какая-нибудь баба, а народ. Народ, понимаешь?
Устинья поморгала красными, вспухшими веками и нараспев сказала:
— И-и-и, какой я народ? Так, может, народника какая. Только и всего.
— Вот, вот, народинка! — обрадовался я. — Ты народника. Вот она народинка… — Я показал на вдову, стоящую у окна. — Вот она народинка. Она… Она… Она… — Я показывал на женщин, сидевших на скамье. — А все вместе мы народ. Сила!
Лицо Устиньи просветлело, морщинки на нем разгладились. Она поклонилась мне и с чувством повторила:
— Спасибо, родной! Уж так выручил. Сама буду помнить. И детям закажу…
Неслышно ступая стоптанными валенками, она вышла. За ней, будто чем-то пристыженные, двинулись к выходу другие бабы. Оставшись один, я принялся ходить из угла в угол. Народинка! Как хорошо сказано! И как верно! Но почему же она робела и скромничала? Ведь селькрестком существует для бедных. Или он для ловкачей, умеющих взять за горло? И что это с Семкой стряслось? Такой крепкий парень и свалился. И как долго будут лечить его городские врачи?
Мысли прервал скрип двери. На пороге стояла Маша. Она смотрела на меня округлившимися глазами. И будто не решалась войти. Я поспешил к ней, взял за руки и сказал:
— Ну здравствуй! А я так ждал. Почему задерживалась?
Маша вошла, привычно расстегнула полы теплой кофты, сбросила на плечи пуховый платок. Я выглянул в коридор — не подслушивает ли кто? — и на крючок закрыл дверь.
— Ну рассказывай. Узнала что-либо?..
Маша прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Потом открыла их, снова глянула на меня и глухо сказала:
— Да, узнала.
— Где стряпают? Где и в какое время?
— Курня в заднем сарае. С правой стороны. А в курне — плита, котел и аппарат. Гонят по субботам. В полночь или на рассвете…
Я заглянул в ее осунувшееся лицо.
— Это точно?
— Можешь не сомневаться.
— Та-ак… — протянул я, потирая руки. — По субботам. В полночь или на рассвете. Так… Теперь мы вас накроем, подлые винокуры…
Я снова возбужденно зашагал по комнате. Да, уже не за горами время, когда рухнет кулацкая крепость. Сначала одна, потом другие. Все падут под нашими ударами. И ничто не спасет эксплуататоров от народного возмездия.
— А что ж не спросишь, как я добилась этого? — Голос Маши показался странным, даже язвительным. — И чего это мне стоило!