Читать «Великие голодранцы (Повесть)» онлайн - страница 102
Филипп Иванович Наседкин
Но вряд ли кому известно, что такое потютюрник. А вряд ли это известно потому, что изобрел его отчим. Однажды, вылив в чашку бутылку самогону и покрошив в нее черствый хлеб, он попробовал ложкой и, довольно цокнув языком, произнес:
— Ай да потютюрник!..
И с тех пор с нескрываемым наслаждением пользовался им. Хлебает ложкой потютюрник, закусывает красным перцем и покрякивает от удовольствия.
Но если тюря для нас в недалеком прошлом была каждодневной едой, то потютюрник отчим позволял себе лишь в редких случаях. Самогон стоил недешево, и мать соглашалась на непозволительную роскошь только по большим праздникам. И каждый раз выговаривала отчиму, что он разоряет ее.
— Другой мужик как мужик, — причитала она, доставая откуда-то деньги. — Выпьет какой-нибудь стакан и на ногах не держится. А этот прямо-таки наказание. Цельное ведро не свалит…
Устойчивость отчима удивляла и меня. И как-то я спросил, сможет ли он за раз выпить больше бутылки Отчим усмехнулся, погладил бороду и сказал:
— А ты спробуй. Купи, к примеру, парочку и преподнеси. И тогда увидишь…
Соблазн был велик, и я не удержался. С помощью сельсоветской уборщицы — начальства монополки побаивались — я достал две бутылки первача и принес домой. Мы выбрали время, когда в хате никого не было, и занялись опытом. Я вылил весь самогон в чашку. Отчим накрошил туда хлеба, положил перед собой два стручка перцу и перекрестился.
— Пресвятая дева Мария! Не оставь мя, грешного, без милости. И допомоги победити супостата во искушении…
Он без передышки съел весь потютюрник. И, вытерев дно чашки остатком стручка, как конфетку, швырнул его в рот. Потом закурил трубку и с удовольствием затянулся крепким дымом. И никаких перемен. Только щеки пылали ярче да улыбка стала шире и добрее.
— И как? — спросил я, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— А никак, — загадочно усмехнулся он. — Можешь повторить…
И вот отчим сам не свой. Хмурится, кряхтит, стонет. Лицо неузнаваемо бледное, помятое. Будто за одну ночь старик переболел всеми болезнями…
— Лапонинский, — пожаловался он, когда я спросил о самочувствии. — Дьявольская отрава. Какое-то зелье подбавляет, черта ему в душу!..
И раньше ходили слухи об этом. А вчера на Нюркиной свадьбе они подтвердились. Когда свадебный поезд вернулся из соседнего села, где венчались жених и невеста, гости торопливо уселись за богатый стол. И с жадностью осушили по стакану первача, припасенного в избытке. Но тут же многие из них закашлялись, застонали и принялись глотать что попало. А длинноусый дядя жениха, подув перед собой, прохрипел:
— Лапонинский, убей бог! Прямо яд змеиный, ничуть не лучше!..
Я терпеть не мог самогона. Дважды пробовал и каждый раз задыхался. Но этого успел выпить глоток. И сразу почувствовал дурноту. А голова налилась тяжестью, будто к ней подступила вся кровь. Каково же было гостям, пившим самогон стаканами!
Я ушел в начале свадебного ужина. А утром мать, тоже жаловавшаяся на голову, сказала, что на свадьбе творилось что-то невообразимое. Гости скоро и совсем обезумели. Они орали до хрипоты, до одурения выбивали чечетку под колупаевскую гармонь и безжизненно валились на пол, как чувалы. Многие из них стонали, будто их казнили, и, как припадочные, корчились в судорогах.