Читать «Великая ревность великой женщины (Екатерина II – Александр Дмитриев-Мамонов – Дарья Щербатова. Россия)» онлайн - страница 14

Свадьба состоялась неделю спустя. По обычаю, одевание выходящей замуж фрейлины заканчивалось в покоях императрицы, под ее присмотром и при ее личном участии. Состязание соперниц проходило при взаимных фальшивых улыбках, однако Екатерине все же удалось дать понять Дашеньке свое истинное к ней отношение. Голова от той шпильки болела у невесты еще несколько дней… Но что значила эта боль по сравнению с тем, что еще предстояло!

Кстати, с обоими молодыми на свадьбе приключился обморок. А императрица отписала Потемкину: «Теперь я снова весела, как зяблик!»

Точно так же веселился и Безбородко. Мамонов, отбывая из столицы, хорохорясь, заявлял, что через год он вернется ко двору. Более опытный в интригах Александр Андреевич полагал, что отныне путь Мамонову ко двору заказан, и писал Семену Воронцову: «Всем он твердил, что еще служить и делами править возвратится, но не так, кажется, расстались. Здесь умел он уверить публику, что он все сам распоряжает: а я божусь, что он, кроме пакости, ничего не делал, и я тот же труд с той только разницей, что без всякой благодарности и уважения, исправлял, перенося то для блага отечества в дурном его положении».

Гарновский же после падения Мамонова отметил: «Граф Александр Андреевич опять немножко поправился для того, что дел исправлять некому; а Храповицкий хотя и моден, но с Бахусом не перестает своего знакомства, да и способностей к делам таким, какие граф имеет, не имеет».

Но вернемся к молодоженам. Федор Головкин писал о Дмитриеве-Мамонове: «Он был ни тем ни сем, и ни чем-либо вообще; у него было лишь одно развлечение – изводить свою жену, которую он без конца обвинял в том, что она является виновницей его полного ничтожества».

Вообще ему было за что изводить прелестницу Дашеньку: после свадьбы оказалось, что у нее до тридцати тысяч долгов, которые теперь он обязан выплачивать. Что характерно, Екатерина о сем знала и усмехалась: «Ну, заработанных денег ему хватит ее долги уплачивать!»

Усмехалась молча, деликатно. Вообще ни одного нелицеприятного слова вслух о бывшем фаворите она себе не позволила. Могло создаться впечатление, что она отпустила эту пару с миром, не испытывая никакой ревности. Шкурину, правда, из списка фрейлин исключила, но зато повелела выдать ей на приданое двенадцать тысяч рублей. Неизвестно, почему Марье Васильевне деньги впрок не пошли: она постриглась в монахини под именем Павлии.

Вскоре рай молодоженов превратился в истинный ад. Жгучее сознание непоправимой ошибки довело Мамонова чуть ли не до умопомрачения. Потемкину Екатерина писала: «Если б тебе рассказать все, что было и происходило чрез две недели, то ты скажешь, что он совершенно с ума сошел, даже и друг его и конфидент Рибопьер и тот говорит, что он аки сумасшедший…» Но Потемкин вовсе не склонен был сочувствовать своему незадачливому бывшему протеже. Храповицкий занес в дневник фразу: «Князь сердит на Мамонова, зачем, обещав, его не дождался и оставил свое место глупым образом».