Читать «Введение в философию ненасильственного развития» онлайн - страница 19

Таким образом, до начала двадцатого века вся наука, в частности и марксизм, была чисто эмпирической. Люди на основе опыта устанавливали некоторые закономерности в определенных областях окружающего мира и применяли их в своей деятельности. Переход в другие сферы и условия требовал открытия новых законов. В силу этого возможность прогнозирования за пределами областей, где эти законы были открыты, была минимальной. Поэтому законов было много. Так, например, И. Наумов пишет: «Таким образом, современные сложные национальные технико-экономические и социальные системы управляются и регулируются не одним-двумя законами (например, законами стоимости, спроса и предложения), а сложными взаимодействующими группами законов, включая социально-экономические, стоимостные, техносферные, природные, нравственно-этические и т. п.». Вот как много! А если к этому прибавить еще эмпирические законы естествознания (ведь по ним мы тоже живем, не правда ли?), то не хватит всей книги, чтобы все перечислить, не говоря о том, чтобы их выполнять. Но когда мы говорим, например, о том же законе Гука, то в отношении железки он работает, а в отношении булыжника нет. И это никого особенно не волнует. А вот социальные законы — совсем другое дело. Там всякий норовит доказать, что он не подпадает под действие неудобного ему закона. Каждый придумывает свой, выгодный ему. Вот и получается, если я сижу в Думе, и меня тихо подкармливает какой-либо банк, то я допускаю все виды собственности, а если я в НИИ и кроме государства ниоткуда не получу, то я за всеобщую национализацию. И у каждого масса аргументов. «Смотрите, цивилизованное общество, Америка, разве не хотим так же?», — кричат из Думы. «Да мы при коммунистах жили лучше, тогда хоть зарплату давали», — кричат с улицы. Но это аргументы из серии «дурак, сам дурак». И наши статьи, дорогие товарищи, из той же серии. Не найдем мы на этом пути понимания с господами из правых партий, потому что их кормят, а вас, очевидно, нет. Поэтому, когда много законов в социальной сфере, и они к тому же высосаны из пальца, это плохо.

Поэтому законы можно принимать или не принимать, соглашаться с ними или нет. Это прерогатива человека. Цена его ошибки может быть различной. Если человек не понимает тот же закон Гука, то может рухнуть мост, но если он не понимает законов социального развития, то начинается «перестройка». Объективные законы все равно, в конце концов, возьмут свое и приведут туда, куда положено. Но переходный процесс будет развиваться по разным схемам. Если знание велико, и мы правильно спланировали переходный процесс, то мы можем сразу попасть в новое состояние. Это так называемый апериодический процесс. Если же перед нами темный лес, то мы будем долго болтаться из стороны в сторону, прежде чем приплывем, куда надо. Это периодический переходный процесс. Теория переходных процессов в самом общем виде разработана давно и хорошо известна. Она применима к любым явлениям. Например, французская революция длилась около восьмидесяти лет, болтаясь туда — сюда, пока, наконец, не установилась республика. А русская революция прошла очень быстро. Сказалась голова Ленина. Слава богу, было чем думать, чем обеспечить второй член уравнения переходного процесса, член, демпфирующий бессмысленную болтанку в переходном процессе. А сегодня нет Ленина. И вот масса компартий, и каждая про свое. И как результат, шахтеры на рельсах, учителя и врачи — в голодном обмороке, а ворюги и проститутки — в мерседесах.