Читать «Василий Блюхер. Книга 1» онлайн - страница 7

Фабиан Абрамович Гарин

Генерал пришел в бешенство от этой издевки:

— Да вы с ума сошли, подполковник, делать такие сравнения!

— Почему, ваше превосходительство? Вам понадобился клистирный наконечник для личных целей, а мне хлеб, чтобы прокормить целый полк. Знаете, что солдаты говорят: «Как хлебом досыта не наедимся, деть себя некуда».

Клавдия подошла к Васильевой кровати, села на край и, скрестив руки на груди, с лукавством спросила:

— Сыты, солдатики, разговорами?

— Вот так, — Коробейников провел ребром ладони по шее. — Страшная штука война. Я вот домой приеду, жена спать не даст, ночи напролет будет слушать горемычные рассказы.

— А жена у тебя хозяйственная, гладкая, добрая? — ехидно спросила Клавдия, желая повернуть разговор.

— Сущая ты ведьма, — бросил Коробейников. — Попадись тебе на зубок…

— Ишь ты какой! Сахарный, что ли? А меня зачем трогал?

— Будет тебе пустое говорить.

Клавдия со злости замолчала. Василий и Савва виновато переглянулись. Клавдия, досадуя на свою несдержанность, неохотно поднялась и ушла.

— Давно женился? — спросил Василий.

— Восьмой год пошел.

— Зимой?

— А то когда же? Как все, после крещения.

— И жена пошла в первую же весну обратно к матери ткать новину?

— Как полагается. Понесла напряденную за зиму пряжу, а выткавши — вернулась.

— Я помоложе тебя, а помню, — задумчиво сказал Василий. — Мальчонкой был, когда Катя, сестра матери, замуж выходила. Я тогда у бабушки жил. Катю все еще молодухой считали, а уже во вьюничное воскресенье подошли к избе да под окнами прокричали: «Оклишница, оклишница, дай наши яйца, не дашь, пойдешь в лес — тебя рогуша съести». Сперва ребята заголосили, потом взрослые подхватили. Жених у Кати неказистый был, не понравился мне. Поехал он к себе, а Катя давай вопить.

— Неужто помнишь? — удивился Коробейников.

— Как сейчас, — и Василий прочитал на память:

Благослови меня, господи, в своем доме посидети, белой лебёдой восклицати; не лебёдушка воскликала, душа красна девица, в высоком-то тереме, у своих-то у родимых, у кормильца, свово батюшки.

А утром Катя встала и причитает матери:

Голубушка белая, родимая моя матушка, послушай-ка, голубушка, что я вам говорить буду.

Долго еще беседовали Василий с Саввой, вспоминая родную ярославскую землю, свои деревни, свою жизнь.

— Прощай, земляк! — вздохнул Коробейников. — Живы будем — свидимся!

— Прощай, Савва! — с солдатской грубоватостью ответил Василий и, с трудом повернувшись на бок, натянул на себя жесткое одеяло и закрыл глаза.

Госпиталь был переполнен. Каждую неделю привозили раненых большими партиями. Они рассказывали, что немцы уже захватили всю Польшу и часть Прибалтики.

В самом госпитале царила тишина. Сюда не доносился городской шум. По утрам пили безвкусный чай, от которого несло распаренным веником. К чаю подавали два тонких ломтика ситничку и наперсток сливочного масла. В обед кормили баландой, как солдаты называли суп, из которого нельзя было выловить ни одной крупинки, на второе — пшенной кашей. На ужин снова чай, но уже без ситничка.