Читать «Василий Блюхер. Книга 1» онлайн - страница 36

Фабиан Абрамович Гарин

По воскресным дням Василий уходил из дому. Никто не знал, что он посещает Пушкинскую библиотеку на углу Рузовской улицы и Обводного канала и читает там книги. Больше всего ему нравились «Князь Серебряный» А. Толстого и «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» Нарежного. Не раз он пытался заговорить с Николаем Николаевичем о чтении книг и о своем желании учиться, но не хватало смелости. Прошло несколько месяцев, и только осенью, воспользовавшись случаем, когда в лавке никого не было, рискнул остановить студента.

— Осмелюсь спросить у вас, Николай Николаевич, каковы успехи Настасьи Фадеевны?

Студент добродушно посмотрел на Василия:

— Ex nihilo nihil!

— Это как же понимать? — с оттенком удивления спросил Василий.

— В прямом смысле.

Лицо Василия выразило растерянность.

— Прошу не гневаться, Николай Николаевич, но я своим умишком не понял ваших немецких слов.

— Это латынь, молодой человек. Ex nihilo nihil означает: из ничего не выйдет ничего.

Василию показалось, что его ударили обухом по голове.

— Неужели же наша барышня неспособная?

— Да, молодой человек, nuda veritas — голая истина!

— А я-то думал…

— О sancta simplicitas! О святая простота! — воскликнул студент и тут же перешел на прозаический язык: — Мамзель годится для танцев и иных мирских утешений, или, как сказал поэт, рожденный ползать — летать не может.

— Осмелюсь возразить, Николай Николаевич. По-вашему выходит, — и здесь он ответил студенту в тон, — не в свои сани не садись.

— Хотя бы так.

— Не согласен, — решительно возразил Василий. — Настасья Фадеевна не в счет, могла быть ошибочка. В торговом деле, к примеру, это часто случается. Но ежели я, по вашему уразумению, рожден мужиком, то мне науки вовек не освоить? Значит, рабочий министром стать не может?

— Допустим! — неопределенно пожал плечами студент.

— Уж вы нашего брата к себе не допустите, — с укором сказал Василий, — над купеческими дочками смеетесь, а чем они хуже вас? Рабочие когда-нибудь все поставят на место.

Последние слова он произнес негромко и даже нерешительно, но с надеждой. В столице и во всей стране было неспокойно, министра Святополк-Мирского уволили, назначили Булыгина, войну с Японией закончили позорным миром, Каляев бросил бомбу в дядю царя, великого князя Сергея Александровича, полиция охотилась за революционерами. Студент не мог принести вреда ему, Василию, но не хотелось выдавать своих мыслей — такой разболтает повсюду, дескать, у купца Воронина молодой приказчик крамольные речи ведет.

Николай Николаевич многозначительно посмотрел на Василия и, посвистывая, вышел из лавки на улицу.

С того дня он все чаще приходил к Ворониным через лавку и нередко сам произносил первый:

— Желаю здравствовать, молодой человек!

Василий чувствовал в этом приветствии легкую насмешку, но неизменно был вежлив:

— Милости просим, Николай Николаевич!

В сентябре девятьсот пятого года до Петербурга докатилось эхо московской забастовки. Начали ее печатники, их поддержали железнодорожники, а за ними потянулись все рабочие. Движение поездов прекратилось. К бастующим присоединились инженеры, врачи, учителя, адвокаты, студенты. В октябре вся страна забурлила гигантским потоком, грозя прорвать плотины самодержавия. Царь издал манифест, обещая всем свободу слова, совести и собраний и даже Государственную думу с народными депутатами. Но народ терял веру в того, кто безжалостно приказал расстреливать рабочих девятого января. Распевали и песенку: