Читать «Василий Блюхер. Книга 1» онлайн - страница 112

— Поживем — увидим.

Дмитрий Иванович, молча слушавший спор сыновей, кашлянул несколько раз и как бы мимоходом сказал:

— Не стало паю́ в кулачном бою́.

Иван со злости встал, собираясь уйти, но неожиданно в комнату вошел рослый казак и спросил:

— Дозвольте взойти!

— Пожалуйста! — ответил Николай.

Казак снял папаху, обвел всех жестким взглядом и спросил:

— Который здесь Иван Дмитриевич Каширин?

— Чего тебе? Говори скорей!

— Наскоре слепых рожают, — ответил вошедший. — Меня один городской торопил, так я плюнул и ушел. — Он сел на табуретку, пододвинутую ему Ульяной. — Фамилие мое Енборисов, бывший хорунжий, теперь член рекапе. Формировал казачьи сотни для Оренбургского Ревкома. Был у меня помощничек, худой поросенок, ножки трясутся, кишки волокутся. Поехали мы с ним по станицам вербовать казаков в революционный полк, а он, зараза, деру дал к Дутову. Пришлось уложить его. Возвратился к председателю Ревкома, доложил — так-то и так. Правильно, говорит, сделал. А потом ему на ухо кто-то набрехал на меня, и стал он меня попрекать. А этот самый дутовец Почивалов, как довелось мне узнать…

— Стой! — неожиданно вскричал старик Каширин. — Ты кого убил?

— Казака, — смутился Енборисов.

— Не дутовского ли адъютанта? — вмешался Иван.

— Его самого.

— Спасибо, что прикончил эту шваль. Давно его ищу.

Енборисов почувствовал, что ему неожиданно привалило счастье и важно не выпустить его из рук.

— Не знаю, Иван Дмитриевич, кем тебе приходится покойничек, — повел хитрую речь хорунжий, — но если бы он встал из земли, то я опять пустил бы ему пулю в затылок. А меня предревкома Цвиллинг прижимать стал, — дескать, надо было его приволочь в Оренбург, учинить над ним суд и прочее такое.

— Это кто же такой Цвиллинг? — живо заинтересовался Николай.

— Председатель Оренбургского Ревкома. В военном деле ни гугу. Видать, из жидов. Так я решил: раз ты мне, казаку, члену рекапе, не доверяешь — хрен с тобой, пойду до Кашириных, про них все казаки гуторят.

— Вопрос ясный, — решил неожиданно Иван. — Оставайся, будешь командовать сотней.

К вечеру разыгралась метель. Над Кочердыком черные тучи заволокли небо от края до края. Еще с полудня мокрыми хлопьями повалил снег, наметая сугробы до самых застрех.

Томин с Филькиным уехали с утра в Троицк на несколько дней.

Груня, истопив печь, села в угол под образами, а Савва принялся чинить свою худую шинель. Он старательно вдевал в иглу нитку и завязывал узелок, но исподлобья смотрел на Груню, боясь с ней заговорить о том, что его мучило с первого дня приезда. Груня примечала его пугливые взгляды. Савва ей нравился: тихий, никогда, видно, жену свою не бил, хозяйственный и аккуратный. Давно бы ей, Груне, замуж, вот возвратились с фронта многие казаки, да в голову им лезут одни драчки и война. Щемит у нее сердце, молодость отцветает, а баловаться Николай запретил, сказал, что не простит, и Груня боится брата. Савва на вид не квелый, он может крепко руку скрутить, навалиться всем телом и зацеловать так, что еле отдышишься, но то ли не хочет, то ли стыдится.