Читать «Варшава, Элохим!» онлайн - страница 77

Этой осенью Менделек будто случайно поцеловал пальцы Анки. Девочка, улыбаясь, поправляла его воротник, стряхивая хлебные крошки, но, почувствовав прикосновение губ, стала очень серьезной и спрятала глаза. Менделек решил, будто сделал что-то не так и отпрянул, начал болтать о пустяках, чтобы сгладить неловкость. Девочка отвечала пространно и невпопад. Теперь Менделек сжимал кулаки, досадуя, что оробел тогда и они с Анкой так ни разу и не поцеловались, а она наверняка ждала этого; пшеничные локоны и опущенные ресницы стояли сейчас перед его глазами. Сегодня они не успели даже попрощаться, это мучило Менделека. Оставалась только надежда, что после окончания войны он вернется из трудового лагеря, а уж тогда они непременно найдут друг друга и обязательно поцелуются – теперь он чувствовал в себе уверенность, необходимую для того, чтобы ласковым нахрапом притянуть, прижать и больше никогда не отпускать.

Рядом с Менделеком шмыгал носом Адек, его продуло на сквозняке. Уши мальчика, оттопыренные от голода костлявые коленки и выпирающие сквозь холстяную рубаху лопатки – каждое напоминание об истощении больно кололо доктора, Адек же похудел особенно сильно. До гетто он рос в деревне. Обильный крестьянский рацион, основанный на богатом домашнем хозяйстве и здоровом аппетите, усиленном работой на свежем воздухе, в приюте сменился на скудные низкокалорийные пайки, так что упитанный Адек терял вес быстрее других детей. Мальчик был сыном состоятельного землевладельца. Отец мечтал когда-нибудь перебраться в Эрец-Исраэль в один из организованных там кибуцев.

Адек вспоминал сейчас свой дом среди яблонь: большой, одноэтажный, с несколькими пристройками. Назар, его отец, тучный человек с длинными усами и вечно закатанными штанинами, любил косить траву в окрестностях дома; коса со свистом срезала зеленые волоски, стелющиеся под ногами. Созревшие, отяжелевшие яблоки срывались с ветвей и с гулким стуком ударялись в мягкую теплую землю. В конюшне волновался гнедой жеребенок, сгорал в собственной молодости, от избытка энергии он лягал доски и бросался на ворота, пытаясь проломить стену. По листьям ползла жирная гусеница, похожая на длинную гармонь, а под деревом среди гниющих, не собранных плодов извивался скользкий уж, сверкал на солнце длинной нитью. Адек любил запах конюшни и старого сарая с инструментом, развешанным на стене, любил теплое сено, навоз, кубышки дров у стены, аромат маминой стряпни и свежескошенной отцом травы, аппетитный душок гнилых и почернелых на солнце яблок – все это стало запахом его малой родины, к которому потом со временем присоединился запах из пасти Мелампо – лохматой сторожевой овчарки, которая умудрилась обласкать всех незнакомцев округи и умела лаять на одно только собственное отражение в реке или бочке для полива, откуда часто пила. Не справившись со своей должностью самым вопиющим образом, Мелампо все-таки стал полноправным членом семьи Назара: все привязались к добродушному псу, может быть, еще больше, именно вследствие этой его невинной бестолковости – если бы Мелампо был ответственный сторож, его бы, пожалуй, не ласкали так часто.