Читать «Варшава, Элохим!» онлайн - страница 73

Артемий Леонтьев

Дверь закупорили, стало очень душно – сдавленные дети потели и озирались по сторонам. Грязное помещение с колючей проволокой, облепившей узкие окна своей клыкастой паутиной, пугало их. Сироты всполошились, глаза искали во мраке блестящие очки доктора.

Гольдшмит обнимал воспитанников, а его ласковый тихий баритон разносился по вагону; этот голос уверенно преодолевал шум, который доносился с платформы и укрывал собой, словно любящая ладонь:

– Тише, тише, мои родные… Придется немного потерпеть… надеюсь, путешествие не будет долгим… Не вешать нос, матросы, никто не говорил, что нас ждет комфортное плавание… Трудности закаляют.

Услышав мирный голос улыбающегося доктора, дети успокоились, но страх все равно не оставлял их полностью, они чувствовали: происходит нечто из ряда вон выходящее, чрезмерное, небывалое. Иссеченный морщинами лоб Гольдшмита заблестел. Посеревшим от грязи платком Януш провел по складкам кожи. За вагонной дверью раздался свисток кого-то из офицеров, паровоз откликнулся гудком и с железным дребезжанием рванулся с места. Дети покачнулись и вздрогнули, несколько девочек вскрикнули и еще крепче уцепились друг за дружку.

Поезд набирал скорость, а Януш смотрел на детские лица, высвечиваемые в темном вагоне солнечными лучами, изрезанными колючей проволокой: насупившиеся малыши смотрели на него совсем взрослыми, уже много повидавшими глазами. Фелуния с непослушными кудрявыми волосами, измазанными козявками, прикусила губу, она прижимала к груди желтую коробку с хомяком, которую взяла, несмотря на все уговоры воспитателей; обычно ее карие глаза, неспособные сфокусироваться ни на одном предмете, беспокойные, как сорванный осенний лист, были мечтательно-рассеянны и неизменно выражали удивление, но сейчас непривычно потяжелели, стали тревожно-внимательными, в них появилась нехарактерная настороженность, даже пришибленность. Гольдшмит внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, догадывается ли Фелуния о том, куда они едут, или просто испугана необычностью происходящего?

Личико девочки нельзя было назвать симпатичным, но в глазах теплилось что-то особенное, какая-то непорочная тихая радость, способная своим выпуклым, выставленным в черты бескорыстием счищать грязь со смотревших на это лицо людей.

Нет, Фелуния ничего не знает, ей просто страшно… Пусть не знают, пусть до последнего момента ничего не знают, необходимо продлить их счастливое существование, не задушенное ужасом… до последней минуты сберечьэто детское сознание, жадное ко всему новому и прекрасному.

Доктор перевел взгляд на модницу Ами, которая в пятнадцать минут, данных немцами на сборы, успела аккуратно уложить волосы, закрепить их красной лентой и надеть свое самое лучшее ситцевое платьишко с ромашками; Ами отчитывала Альбертика, наступившего ей на розовый башмачок, и грозила ему пальчиком, а Альбертик, мальчик в коричневой клетчатой кепке, смотрел на нее так, будто пытался разгадать некую тайну стоявшей перед ним девочки. Ами знала, что Альбертик неслучайно наступил на ее башмачок, да и доктор видел, что девочка просто напускает на себя строгость, но в действительности совсем не злится на неловкого ухажера в синих шортах и стареньких ботинках с развязавшимися шнурками. Смущающийся Альбертик занимал сейчас все мысли девочки, и это не могло не утешать Гольдшмита.