Читать «Валерия Новодворская в гостях у Дмитрия Гордона.» онлайн - страница 8

– Ой, нет, капитализм – и это нормально! – всегда прагматичен, но неотделим в то же время от христианства, протестантской этики, совести. В нем ведь не только джунгли и гонка экономическая – этакая «Формула-1», но еще и законы строгие. Там милость к павшим призывают и, простите, пандусы строят для инвалидов. В Европе без таких устройств, позволяющих проехать на инвалидной коляске, ни один кинотеатр не сможет открыться, а в России вообще пандусов нет – вот он, наш гуманизм! Дело в том, что наша страна вообще не христианская.

– А какая?

– Глубоко языческая – нам миссионеры нужны. Россия верит не в Бога, а в государство, поэтому храм Христа Спасителя стоит у нас на мойке машин, и я знаю многих людей, которые въезжали в эту мойку христианами, а выезжали совершенными атеистами. Ну кто, скажите, останется христианином под рукой патриарха Алексия, который призывал юношей идти в Чечню и там убивать, да и сегодня лижет Путину пятки? Это же не церковь, а идеологический отдел ЦК «Единой России»!

Я хорошо знаю, что такое Российская православная церковь (РПЦ), поэтому принадлежу к Украинской православной автокефальной церкви. Во главе нашей общины отец Яков Кротов, ученик Александра Меня, мы подчинены непосредственно владыке Игорю, который в Харькове преподает в университете историю. Патриарха Варфоломея – под его рукой мы пребываем! – вы недавно вживую видели, а я, слава Богу, сподобилась по телевидению. Очень милый!

– Ощущаете ли вы человеческую благодарность Горбачеву за то, что он попытался что-то с этой огромной, дремучей и неподъемной страной сделать?

– У меня с Горбачевым были очень сложные отношения, потому что за два года, с 88-го по 90-й, когда полным ходом шла перестройка, я пережила 17 административных арестов по 15 суток и семь с половиной месяцев провела в состоянии голодовки. За то, что, как Оливер Твист, мы просили больше свободы и больше каши, нас били ложкой по голове, но потом, когда все это миновало, с Горбачевым мы помирились. Он, согласитесь, мог бы вообще ничего не делать – на его век бы хватило. Сидел бы себе, а если бы мы стали требовать каши слишком громко, утопил бы все в крови, как китайцы на Тяньаньмэнь. Он тем не менее не мог в этом плане переступить через себя…

– Вы, следовательно, испытываете к нему благодарность?

– Теперь – да!

– Михаил Сергеевич в вашем понимании – историческая личность?

– Конечно. Поэтому его так ненавидели коммунисты: еще бы – Советский Союз развалил! Сейчас у него даже возникли вполне демократические, точнее, социал-демократические убеждения, но Путина он очень боится.

– Да? Почему?

– Наверное, видел таких вблизи и хорошо знает, особенно после истории с Литвиненко, что тот может сделать. Горбачев его явно побаивается, и оттого все предложения возглавить сопротивление и идти кандидатом в президенты с антипутинским текстом отклика у него не находят…

– Неужели прямо-таки ужас Владимир Владимирович в нем вызывает?

– В этом я даже не сомневаюсь. Думаю, кто такой Путин, для него не секрет, да и Ельцин довольно быстро все понял, но молчал, молчал до конца… Как только гимн заменили, всем все стало ясно, к тому же Горбачев перед кровью ведь останавливался. В Тбилиси, если бы солдаты продолжили разгонять митинг саперными лопатками и «черемухой», живых бы на площади не осталось, да и в Вильнюсе жертв могло быть не 13, а 13 тысяч, потому что весь Вильнюс выскочил к телебашне, но Михаил Сергеевич, как только встречал отчаянное сопротивление…