Читать «В якутской тайге» онлайн - страница 85

— Пулеметчика Ивана Паргачева ранило, — сообщил вошедший в юрту дежурный по отряду.

— Опять, наверное, вылез и стал ругаться? Ох уж этот Паргачев! Ни бога ни черта не признает, каждый день что-нибудь выкидывает. Удивительно, как только его до сих пор обходило? — проговорил Метлицкий.

— Сегодня Паргачев почище номер выкинул: во время стрельбы с тесаком в руках выбежал на середину двора, вскочил на убитого коня и давай рубить, а сам во все горло «яблочко» распевает. Ранило его в правую лопатку, так он давай рубить левой рукой; прострелили левую — упал, а сам орет:

Пепеляев генерал, Куда котишься? В Якутию попадешь — Не воротишься…

Пока дежурный рассказывал, в хотон втащили самого Паргачева. Он не стонет, а только ругается:

— Вот гады! Думал, промажут, а они вон как продырявили. Я ведь только на минутку и выскочил, хотел мяса нарубить…

Сегодня в первый раз после ранения я выполз из хотона во двор. Ко мне присоединился начальник пулеметной команды Хаснутдинов.

Лучи солнца серебрили вершины гор. Тайга, одетая в прекрасный зимний наряд, сверкала бесчисленными голубыми огоньками.

Я ослеп от яркого солнечного дня, опьянел от свежего воздуха. Закружилась голова. Но полежал минут десять, освоился, стал чувствовать себя лучше.

Самое пылкое воображение не могло бы нарисовать того, что представилось моему взору. Жуткий вид являл собой двор нашей «крепости».

Снег весь утоптан и залит кровью. А засыпать красную площадку нечем. К тому же, видно, все к этой картине привыкли.

Двор завален грязными тряпками, гнойными бинтами, обглоданными конскими костями, ржавыми обоймами, неразорвавшимися вражескими шомпольными гранатами. Отдельными кучами лежат сломанные и целые винтовки, валяются помятые диски от шоша, порванные пулеметные ленты.

Жуткий вид представляют собой наши окопы-баррикады. Вот рядом лежат два трупа, один — наш пулеметчик, другой — пепеляевский дружинник. Их руки протянуты друг к другу, будто они решили примириться и вместе служить нашему гарнизону.

Немного дальше от них лежит командир взвода Москаленко. Глаза его широко раскрыты, на губах замерзла кровавая пена. Левая рука ею протянута вдоль туловища, а правая полусогнута на уровне лба, как бы защищает от солнца глаза.

Еще дальше я вижу Иннокентия Адамского. Глубокие морщины прорезали его лоб. Глаза прищурены, и потеряли свою остроту, прежний стальной оттенок. На лице старого партизана застыло выражение серьезности, озабоченности. Пуля, пронзившая сердце, оборвала жизнь одного из замечательных красных командиров.

На окопе у пулемета Кольта лежит огромное неуклюжее тело фельдфебеля. Ветер шевелит, перебирает длинные перепутанные космы его волос. Издали кажется, что фельдфебель спит, что вот сейчас он проснется и пошлет проклятия тому, кто оторвал его от своей семьи, заставил бежать в Маньчжурию, а потом привел из Харбина в Сасыл-сысы и сделал щитом для красных и мишенью для своих.