Читать «В устьях и в море» онлайн - страница 10

По сторонамъ, между плотомъ и выходомъ, были раскиданы постройки разной величины и вида, большею частью камышовыя: огромные лабазы со врытыми въ землю чанами, для теплаго посола всевозможной мелкой, частиковой [13] , чешуйчатой рыбы; соляные и матеріальные амбары и конюшни; деревянныя были только кладовыя, казармы для рабочихъ и дома для служащихъ. Подъ именемъ дома, въ настоящемъ случаѣ, слѣдуетъ понимать избы большихъ или меньшихъ размѣровъ. Все вмѣстѣ представляло собою нѣчто вродѣ хутора земледѣльческихъ губерній.

Отсутствіе всякой древесной растительности и почти стоячая вода прорана каждому бывалому человѣку указывали на то, что промыселъ находился гдѣ-то вблизи моря и притомъ въ такомъ разстояніи отъ главныхъ прѣсноводныхъ устьевъ Волги, что солонцеватая невыщелоченная почва не позволяла дереву пустить корни въ ея глубину. Накошенное сѣно служило такимъ же указаніемъ, – соленыя травы составляли значительную его часть. Постройки и вообще обстановка промысловаго заведенія (ватаги) указывали на дѣло среднихъ и, пожалуй, еще болѣе скромныхъ размѣровъ.

Не успѣло еще солнце отдѣлиться отъ горизонта, едва алая полоса свѣта обожгла верхи зданій, какъ на плоту зашевелились; широкія двери-ворота, выходящія къ водѣ, на широкій приплотокъ, со скрыпомъ разинули свои темныя пасти, и сѣдой, крѣпкій старикъ, плотовой караульщикъ, сошелъ съ приплотка въ одну изъ рыбницъ, потомъ въ неводникъ и сталъ умываться прямо изъ-за борта, изъ прорана. Изъ-подъ нѣкоторыхъ пологовъ стали показываться ноги, взъерошенныя головы и заспанныя лица.

– Что рано поднялся, Иванъ Максимычъ? послышалось изъ близъ стоящаго полога, рѣдкая ткань котораго, позволяя видѣть окружающее, вполнѣ скрывала своего обитателя.

– Докуда спать-то, лежебоки, проворчалъ старикъ, отфыркиваясь отъ воды, забравшейся ему въ ротъ, – пра, лежебоки, спячку нажили отъ бездѣлья-то. Поди, чай, бока ломятъ. Вишь солнце-то!

Подъ пологомъ слышался тихій, сдержанный смѣхъ. Иванъ Максимычъ пользовался извѣстностію, какъ замѣчательный ворчунъ, и стоило разъ завести его, чтобъ привести въ движеніе всѣ шестерни, рычаги, зубчатыя колеса и валы, заключенные въ его подержанномъ корпусѣ. Все это начинало ворчать и скрипѣть, съ равнодушіемъ настоящаго механизма, не внося въ воркотню ни малѣйшей дозы воодушевленія или раздраженія. Только одно проклятое словечко «грыжа» способно было совершенно сломать скрипучій механизмъ Максимыча и выводило его изъ себя до такой степени, что въ немъ появлялись признаки не только человѣка, но даже и звѣря. Едва ли нужно говорить, что промысловый людъ, со скуки, безпрестанно заводилъ Максимыча, а иногда просто повреждалъ его механизмъ, хотя относился къ нему любовно.