Читать «В стране полумесяца (пер. Доброва)» онлайн - страница 8

Мы находимся въ кофейнѣ и потому спрашиваемъ себѣ кофе. Никто изъ присутствующихъ не высказываетъ удивленія по случаю нашего прихода, хотя, можетъ быть, впервые сюда входитъ женщина. Какъ будто посѣтители дали себѣ слово не глазѣть на насъ. Восточный человѣкъ считаетъ ниже своего достоинства высказывать чувство удивленія; мы бывали во многихъ лавкахъ на Востокѣ, насъ угощали кофе и папиросами и только послѣ расчета, когда мы уходили, торговецъ спрашивалъ: «откуда мы и куда идемъ?» Такъ мало мы его интересовали.

Намъ подаютъ кофе въ маленькихъ чашечкахъ; онъ черенъ, какъ деготь. Мы поступаемъ, какъ другіе: каждый разъ передъ тѣмъ, какъ дѣлать глотокъ, мы предварительно встряхиваемъ чашку, чтобы гуща попадала въ рогъ. Такъ же, какъ другіе, мы запрокидываемъ туловище немного назадъ и уставляемся глазами въ потолокъ; вѣдь тотъ божественный напитокъ, который мы пьемъ, мокка! Мы принуждены признаться другъ другу, что никогда не пили подобнаго кофе. Но для насъ онъ слишкомъ сладокъ. Нельзя ли его намъ получить безъ сахара? Мы дѣлаемъ слугѣ знакъ, но онъ насъ не понимаетъ. Sans sucre! говоримъ мы ему. Тогда сидящій у другой стѣны турокъ что-то тихо говоритъ слугѣ; оказывается, онъ насъ понялъ. Человѣкъ приноситъ намъ кофе безъ сахара. Я встаю, кланяюсь турку и благодарю его; онъ тоже кланяется, но не встаетъ и потомъ не обращаетъ на насъ никакого вниманія. По настоящему, это благородная точка зрѣнія; если бы онъ тоже всталъ и поклонился, это было бы не стильно. И какое ему до васъ, туристовъ, дѣло? Какое ему дѣло до насъ европейцевъ-варваровъ? Слуга съ наргилэ въ рукахъ смотритъ на меня вопросительно. Я утвердительно киваю ему головой. Слуга приготовляетъ все, что нужно, зажигаетъ наргилэ раскаленнымъ углемъ и передаетъ мнѣ трубку. Мундштукъ у этихъ трубокъ черезчуръ великъ, чтобы взять его въ зубы; его только прикладываютъ къ губамъ. Я курю. Но я уже раньше курилъ по турецкому способу и въ Лондонѣ и въ Парижѣ, такъ что это не является для меня новостью. Я бросаю трубку, которая мнѣ не особенно нравится и закуриваю сигару. Приходить труппа музыкантовъ со струнными инструментами и барабаномъ. Музыканты входятъ съ папиросками въ зубахъ, располагаются на полу и начинаютъ, покуривая, играть. Эта музыка намъ также непонятна, какъ и та, которую мы слышали въ продолженіе нашего путешествія; она ужасна и перещеголяла все, что доселѣ слышали наши уши. Вдругъ одинъ изъ музыкантовъ начинаетъ дѣлать гримасы и танцовать. Этотъ старый важный турокъ въ тюрбанѣ очень комиченъ со своими нелѣпыми прыжками, и веселый смѣхъ раздается въ кофейнѣ. Тогда барабанщикъ хочетъ сдѣлать то же самое — вскакиваетъ и начинаетъ прыгать на одномъ мѣстѣ, барабаня въ то же самое время изо всѣхъ силъ. Вдругъ музыка умолкаетъ и старый танцоръ внезапно останавливается въ вывихнутой позѣ. По рукамъ ходить жестяная миска. Мы не знаемъ цѣны этой музыки, очевидцами которой, если можно такъ выразиться, мы только что были, но мы также кладемъ въ миску немного денегъ. Не знаю, мы ли это или кто другой заплатилъ очень щедро, но только теперь вся труппа смѣется отъ радости и танцоръ въ благодарность хочетъ сдѣлать еще большее; онъ вновь начинаетъ танцовать. Онъ приближается къ намъ такъ, что мы принуждены отодвинуться въ самый уголъ, чтобъ дать ему возможность исполнить что-то особенное! Мы никогда еще не видѣли старика, который берегъ бы себя такъ мало. Послѣ этого музыканты закуриваютъ новыя папироски и уходятъ. Никому они не кланяются, никого не благодарятъ; они играли — имъ заплатили, и дѣлу конецъ.