Читать «В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)» онлайн - страница 43
Кнут Гамсун
Карнѣй настаиваетъ, чтобъ увезти на тачкѣ останки лошади; но мясники все еще не могутъ съ ними разстаться, тамъ есть еще лакомые кусочки, и каждый раздираетъ себѣ свою часть легкаго или печени, а потомъ уже уходитъ съ добычей прочь. Карнѣй отвертывается и допускаетъ все это. Останки, увезенные, наконецъ, на тачкѣ, все были еще достаточно велики, — то были раздувшіяся кишки.
Я невольно вспоминалъ Гаакона Адальштейнефостра на кровавомъ торжествѣ въ Ладѣ. Король боролся, чтобы избѣгнуть конины, но народъ принуждалъ его съѣстъ ее. Король же позналъ христіанское ученіе въ Англіи и не хотѣлъ вкушать лошадинаго мяса. Тогда крестьяне просили его съѣсть по крайней мѣрѣ хоть супу, но и этого не желалъ онъ, и отказался. Въ концѣ-концовъ они требовали только, чтобъ онъ хоть попробовалъ жиру; но нѣтъ, король не измѣнилъ своимъ убѣжденіямъ. Тогда крестьяне хотѣли напасть на него, и Сигурду Ярлу пришлось вступиться и быть посредникомъ.
Разинь только ротъ надъ котелкомъ, сказалъ онъ королю. Но ручка котелка была покрыта жиромъ отъ пара, подымавшагося отъ кушанья, и король разостлалъ прежде на ручку котла полотняный платокъ, а тамъ уже разинулъ надъ нимъ ротъ. Однако все же онъ сдѣлалъ это; но ни одна изъ партій не была удовлетворена, какъ говоритъ преданіе.
Легенда разсказываетъ, что на Рождество, годъ спустя послѣ этого, произошла новая ссора. Крестьяне собрались туда большими толпами и требовали, какъ прежде, чтобы король принесъ жертву. Но король не хотѣлъ этого. Выпивая кубокъ воспоминанія, онъ осѣнилъ его крестомъ. Что же это онъ дѣлаетъ, сказалъ Кааръ фонъ Грютингъ. Онъ дѣлаетъ знакъ молота Тора, отвѣчалъ плутоватый Сигурдъ Ярлъ.
Но крестьяне были недовѣрчивы, они потребовали, чтобы король пилъ кубокъ воопоминанія безъ знака Торова молотка. Король долго отказывался, наконецъ уступилъ и выпилъ кубокъ, не сотворивъ надъ нимъ крестнаго знаменія. Тогда снова выступила на сцену конина, и отъ короля потребовали, чтобы онъ съѣлъ ее. Но онъ отказался. Крестьяне стали угрожать ему насиліемъ, и Сигурдъ Ярлъ просилъ его уступить. Но король былъ христіанинъ англичанинъ, и его нельзя было склонить на это. Онъ съѣлъ только два кусочка лошадиной печенки.
Ахъ, Карнѣй Григорьевичъ, у тебя много предшественниковъ, и будетъ еще не мало послѣдователей! Такъ суждено, вѣроятно…
Мы возвращаемся на станцію и собираемся лечь спать. Доброй ночи. Но для чтенія у меня только старый нумеръ «Nya Prassen», который уже такъ много разъ прочитанъ мною, что я не въ состояніи хоть сколько-нибудь заинтересоваться имъ. Тамъ помѣщено о военномъ совѣтѣ въ Реннѣ «Krigsrätten і Rennes», о «Sammaiisvärjningen mot republiken», о «Krigsryktena fran Transvaal», о «Oroligheterna i Böhmen», о чумѣ въ Опорто «Pest in Oporto», — но мнѣ, право, не хотѣлось ложиться и еще разъ перечитывать обо всѣхъ этихъ вещахъ. Ахъ, я долженъ былъ еще не разъ впослѣдствіи довольствоваться на сонъ грядущій этимъ чтеніемъ и въ немъ искать утѣшенія. Только на обратномъ пути, въ равнинахъ Сербіи могъ я, наконецъ, выбросить эту старую газету за окно купэ… Я снова выхожу на дворъ и, несмотря на темную ночь, брожу по станціи. Я попадаю на задній дворъ. Это большая просторная площадка, окруженная строеніями. При мягкомъ свѣтѣ луны и звѣздъ вижу я, какъ приходятъ и уходятъ одѣтые въ кафтаны люди съ лошадьми, которыхъ ставятъ въ конюшню или выводятъ изъ нея, готовя къ отъѣзду. Время отъ времени отворяются двери главнаго зданія, и кто-то кричитъ во дворъ непонятныя слова, потомъ изъ одной изъ конюшенъ отвѣчаютъ другими, столь же непонятными словами. Среди двора лежитъ верблюдъ и пережевываетъ; какой-то человѣкъ дразнитъ его мимоходомъ и тычетъ въ него палкой, тогда онъ принимается кричать и поднимаетъ голову до человѣческаго роста, не вставая съ мѣста. Я слышу, какъ въ стойлахъ фыркаютъ и жуютъ маисъ лошади.