Читать «В сердце и в памяти» онлайн - страница 11

Михаил Данилович Воробьев

В 1932 году дивизию, как я уже писал, перебросили в Белоруссию. Вскоре она была переименована, стала 4-й Донской казачьей. Получила высшую награду Родины — орден Ленина. Дивизией командовал Г. К. Жуков. Впоследствии в книге «Воспоминания и размышления» он напишет:

«…У меня сохранились самые лучшие воспоминания о командирах и бойцах 4-й Донской казачьей дивизии имени К. Е. Ворошилова».

Перед самой войной дивизия была преобразована в 210-ю мотострелковую. Командиром соединения стал Ф. А. Пархоменко. В своей книге «Пройденный путь» Маршал Советского Союза М. С. Буденный так сказал о нем:

«Отчаянный рубака, человек большой физической силы и неукротимой отваги».

Я командовал в дивизии бригадной школой младших командиров.

ПЕРВЫЕ БОИ

Когда шел на пионерский сбор, в школу № 70, то был уверен: буду рассказывать о последних днях войны — наступал май, месяц нашей Великой Победы. Но из-за парты поднялась маленькая девочка и взволнованным голосом попросила:

— Расскажите, пожалуйста, а как для вас началась война?

И отчетливо встало перед глазами то далекое, никогда не забываемое.

…Пакет от начальника штаба дивизии доставили уже под вечер. Вскрыл:

«К утру 22 июня выгрузить боевую технику из прибывшего на станцию Лапичи эшелона».

Приказ есть приказ. Приглашаю своего заместителя по политической части капитана Я. В. Пшеничникова.

Удивительный у меня комиссар. Начинали еще с 4-й Донской, а ни командирской лексики, ни строевой выправки он так и не приобрел. Зато как любили курсанты замполита! Что бы ни попросил любого из них сделать (а он, действительно, больше просил, чем приказывал), — все выполнялось и быстро и четко.

Ознакомившись с содержанием штабной депеши, Пшеничников — не в восторге.

— Да-а, отдохнули ребята…

Как понимаю его состояние. Учебного времени не хватает. Едва успеваем за новинками в теории подготовки сержантского состава. Вот только что вернулись с учений. Устали все — до предела.

Но раз надо — значит, надо.

Поднятая по тревоге бригадная школа младших командиров выступила к Лапичам. Добрым курсантским шагом до них от нашего лесного военного городка всего несколько десятков минут.

Вот и Лапичи. По размерам, пожалуй, лишь условно примешь за станцию. Это, скорее, полустанок, разъезд. Несколько домиков вытянулись вдоль железнодорожного полотна. Постройки одноэтажные.

Курсанты действовали споро. Когда тихая теплая ночь заалела рассветом, разгрузка уже заканчивалась. Шел четвертый час утра.

И вдруг появились самолеты. В дивизии да и в корпусе их не было. И все же едва ли кто в ту минуту подумал, что самолеты могут быть чужие. Они шли тесными группами, будто тяжелая гудящая грозовая туча. Вот развернулись над селом, правее нас. От самолетов отделились маленькие черные точки. И почти тотчас загрохотали разрывы бомб, над домами заплясали жадные языки пламени.

Что это? Осколок долетевшего до нас пограничного инцидента, наглая провокация или… война?