Читать «В свой смертный час» онлайн - страница 141

— Но если человек «живет» в разных людях и даже в чем-то определяет их жизнь — для самого этого человека имеет данное обстоятельство какое-нибудь значение?

— Огромное. Каждый человек стремится быть личностью. Если у него имеются соответствующие средства для этого, тогда формируется и способность быть личностью. Но выражена эта способность в разной степени у разных людей. Человек может быть своего рода нейтрино, которое проходит через любую среду, не оставляя за собой почти никакого следа в других людях: тогда он  б е з л и ч е н — потому что он  б е з р а з л и ч е н  д л я  о к р у ж а ю щ и х. Но человек может быть также источником мощной радиации, которая производит в людях существенные изменения. Полезные или вредные, это уже другой разговор. Но если он преобразует в каком-то смысле какое-то число людей — тогда он выступает как личность. Поэтому у каждого из нас существует глубокая потребность в том, чтобы быть представленным в душах других людей. И не просто быть воспринятым ими, а обеспечить себе в мыслях их и чувствах место, соответствующее тому, какое он сам признает достойным.

— Действительно ли каждый человек обладает такой потребностью? — с сомнением спрашиваю я. — Доказано ли вообще ее существование?

— Мы сейчас изучаем эту потребность достаточно строгими научными методами. Если хотите увидеть некоторые формы ее проявлений — можете прийти к нам завтра на эксперимент.

— Но ведь насколько я понял, — недоверчиво говорю я, — завтра у вас намечены эксперименты по другой теме: что-то насчет обучения?

— Придется открыть вам маленький профессиональный секрет, — серьезно говорит мне профессор. — В психологических экспериментах часто необходимо ввести испытуемых в заблуждение — относительно истинной цели опыта. Студенты, которых вы у меня видели, на самом деле будут не проводить эксперимент, а изучаться нами как испытуемые. Поэтому им нельзя знать о сути исследований. Иначе мы не сможем зафиксировать неосознанные мотивы их поведения, в данном случае не сможем обнаружить потребность, о которой идет речь. Впрочем, если вы завтра придете, то все сами увидите.

Письмо Тане от 6 февраля 1945 года

Моя девчоночка! Ты на меня, Таненок, обижаешься. Напрасно. Было очень много работы, переездов и пр. Сейчас осел на одном месте более-менее прочно. Только что получил от тебя два письма. Как я был рад! Ведь, дорогая, я очень редко получаю от тебя письма. Хорошо, что был это время занят по горло: некогда было скучать. А сейчас я живу в отдельной (не землянке) хорошей комнате. Электричество, радио, адъютант и все что угодно. По работе у меня все в порядке. Скоро еду на Берлин. Думаю в этот тур окончить войну: помереть, так сказать, или получить золотую. Таненок, я написал тебе несколько дней назад письмо, полное обиды и ревности к какому-то герою. Хорошо, что не отослал. Все это ерунда. Я верю в нашу любовь, и мне кажется, если я бог знает каким образом держу данное тебе слово, то ты при твоем «чурбанном» темпераменте как-нибудь его сдержишь. Я же мечтаю о том прекрасном времени, когда мы будем вместе. И мне кажется, что теперь оно скоро настанет!

Ваня доехал из Москвы хорошо. Выпили мы с ним за его орден. Он очень много рассказал новенького о Москве, о тебе, о маме. Ты просто истинный молодец. Таненок! Не знаю, как тебя благодарить за внимательное отношение к моему дружку, за твою заботу об Ларкине. Он хороший парень и вполне достоин забот. Между прочим, когда-то мы были врагами, я его поклялся даже трахнуть, но в ходе наших совместных боев мы стали друзьями. А вся вражда наша была из-за вашего брата: в Туле ему понравилась одна девушка, а я ее между делом охмурил. Ну, а он меня купил: помнишь, я к тебе из Тулы приезжал на сутки в самоволку? Дело тогда чуть не дошло до ревтрибунала. Ну все это ерунда, все давно прошло. Дорогая, а где же твоя фотокарточка? Уж это ни к чему: обещать и забыть. Жду! Обо мне не беспокойся. Писать буду теперь часто. Прекрепко целую. Твой муж Борис.