Читать «В свой смертный час» онлайн - страница 132

— Поменьше говорить надо, — сказал врач.

— Есть поменьше говорить, — согласился Андриевский и тут же сказал: — Ни в одном бою не зацепило. А тут, доктор, как шарахнет… В глазах — свет… Мы с Ванькой…

— Накройте его чем-нибудь, — сказал врач, натянул ему рубашку на живот и поднялся во весь свой длинный рост.

Борис испугался, что сейчас врач от него уйдет и он ничего так и не узнает.

— Доктор, — сказал он жалобно. — А надолго меня в госпиталь? Мне домой надо!

— Всем домой надо, — сказал доктор. — Полежишь немного и домой поедешь.

— А сколько? — спросил Андриевский.

— Ну я точно не знаю. Может, месяцок, может, поменьше…

— Ох, черт, — сказал Борис. — Крепко я влип…

— Не бойся, — весело сказал врач. — Будешь еще прыгать…

Андриевский и сам знал, что будет еще прыгать. Ему не понравился только веселый тон врача. В этом тоне было что-то фальшивое. Это заставило Бориса решиться, и он тут же, отогнав от себя беспокойство, спросил:

— Доктор, а я не буду скособоченный?

— Лежи спокойно, — сказал врач. — В госпитале тебе сделают все, что надо…

Больше он не стал разговаривать и пошел к санитарной машине.

Ларкин пошел вместе с ним.

После возбуждения, которое Андриевский испытал во время разговора с врачом, на него сразу навалилась усталость. Его зазнобило. Над ним стояли ребята и молча смотрели на него. Он почувствовал себя совсем маленьким и жалким, закрыл глаза и притих.

Кто-то накрыл его курткой. Наверно, это был Витька Карасев, потому что именно он говорил где-то рядом с ухом:

— Ты фары не закрывай, командир… Ты, главное дело, фары не закрывай…

Скоро Андриевскому стало теплее, он пригрелся под курткой и лежал съежившись, не шевелясь, чтобы не растревожить рану. Он был один. И никто ему не был нужен. Звуки доносились до него откуда-то издалека, он не вслушивался в них, они ему были безразличны. Это была полудрема.

Письмо Тане от 2 февраля 1945 года

Моя милая Мышка! Теперь я буду звать тебя «Мышка». Хорошо? Сидел, читал книгу и вычитал Мышку. Я вспомнил почти пятилетнюю нашу дружбу и нашел очень много общего между тобой и героиней романа. Сейчас уже утро. За ночь 500 страниц, и лишь потому, что на страницах книги я видел тебя. Мне кажется, что сильнее любить, чем я, невозможно.

Моя милая женка! Ты сердишься, я знаю, что ты сердишься, а возможно, и немного волнуешься. Не надо. Я живу на великий палец. Живу в лесу, тепло и более или менее культурно (не дай бог в будущем такую культуру!). Все, что я писал насчет отдыха и учебы, все это не оправдалось. Итак, девочка, скоро опять воевать. «Вперед, на Мимиль», — как говорит мой новый боевой друг, татарин Багратион. Да, теперь нам разрешают посылать посылки на родину. Думаю что-нибудь организовать: ведь я же впереди. Не знаю только, болванку или что-нибудь из барахла. А пока я живу тихо и мирно. Иногда проведешь занятия по тактике или еще по какой-нибудь ерунде, уничтожишь сотни полторы «пантер» и «тигров» и, довольный собой, героем возвращаешься к себе в землянку. Больно уж хорошо. Тупеешь, глупеешь, скоро вообще на человека похож не будешь. Хоть бы скорей воевать. У вас в Москве сейчас салют за салютом. Вот дают хлопцы! При таких темпах у тебя, пожалуй, грипп до свадьбы не пройдет. Ты пишешь, что начались зачеты. Как дела? Все ли в порядке? Надеюсь, что да. А если нет — и то хорошо, а то ты скоро у меня профессором станешь. Я про тебя все рассказываю своим дружкам, как мы с тобой дружили. Мне кажется, что лучше нас никто не проводил время. Сейчас бы пойти с коньками на каточек. Мне навсегда запомнился один вечер: шел снег, погода мягкая, теплая. Ты идешь усталая, но веселая, раскрасневшаяся. Вот было время! Не правда ли, ради этого стоит бороться? Твой муженек. Борис.