Читать «В свой смертный час» онлайн - страница 113

— Это ты несерьезно говоришь, — сказал Ларкин.

— Как несерьезно? — рассердился Борис. — Я тебя за такие слова…

— Ты разве жениться раздумал?

— Не раздумал. А при чем тут женитьба?

— Ты что, маленький? Где же Таня жить будет?

— Ах, Таня? Танька с нами будет. Что же, втроем нельзя жить, что ли? Она нам не помешает.

— Ну, это несерьезно, — сказал Ларкин.

— Ты брось! Ты Таньку не знаешь. Она девка своя. Не помешает нам с тобой. Будет нам обед варить. А то, если ты против, ее можно с мамой поместить.

— Жену? — спросил Ларкин.

— А что? Насчет этого дела мы с ней свое возьмем. Мы и так ни разу вместе не ночевали. Привыкли. Мы с ней — днем, когда мамы дома нет. Можешь не сомневаться. Мы не растеряемся.

— Чудак ты, Борька, — сказал серьезно Ларкин. — Вы теперь не так, как раньше, жить будете. Это будет семья. И дети пойдут…

— Дети? — удивился Андриевский. — Это еще когда будет! Какой из меня отец? Отец знаешь какой должен быть? Я себе и не представляю…

Ларкин посмотрел кругом и сказал:

— Чего Чигринца так долго нет?

— Сейчас подъедет, — сказал Андриевский. — А ты себя отцом можешь представить? Важным таким. Солидным. Приходишь домой с рабо…

Резкий свет ослепил его.

Взрыв.

Через секунду он стоял уже в машине на боеукладке. Перед ним стоял Ларкин, которого он плохо видел. Глаза были чем-то застланы. В ушах звенело.

— Что это? — спросил он.

Он увидел какое-то неясное движение перед собой, потом услышал неразборчивый голос Витьки Карасева:

— В стену… Крепко зафигачил…

Глаза стали лучше видеть. Ларкин был теперь почти в фокусе.

— Тебя не царапнуло? — спросил Андриевский.

Ларкин опустил голову и начал рассматривать свои ноги.

— Крепко зафигачил… Ух, осколков насажал… — Голос Карасева слышался сверху.

— Меня, кажись, зацепило, — неуверенно сказал Андриевский. У него неприятно защекотало в правом боку.

Ларкин поднял на него глаза.

На правом бедре у Бориса висел большой лоскут. Комбинезон над ним был порван. Из прорехи сочилась темная кровь. Как будто человек лез куда-то вверх, зацепился животом за гвоздь и вместе с куском материи гвоздь прихватил и кожу…

Быстро наклонившись вперед, Ларкин просунул обо ладони под висящий на бедре Андриевского мокрый лоскут и закрыл им прореху. Чтобы она опять не открылась, он не отпускал от лоскута руки.

— Крепко меня? — спросил Андриевский.

Звон в ушах у него утих. В глазах прояснилось. Но теперь он чувствовал боль в боку. Лицо его побелело.

— Нормально, — сказал Ларкин, не снимая рук с его бока. — Обыкновенно…

— Ты правду скажи, — попросил Андриевский.

— Правда обыкновенно, — сказал Ларкин. — Осколочек задел…

Боль в боку быстро усиливалась. Там что-то жгло и резало внутренности…

— Отвоевался Боря, — сказал Андриевский и попробовал засмеяться.

Ничего из этого не получилось.

— Починят врачи, — сказал Ларкин. — Недельки две полежишь — и починят…

У Бориса вдруг закружилась голова, ослабли колени. Он перестал ощущать свое тело, как будто все оно, недавно большое и сильное, перестало существовать, исчезло, сосредоточилось в одном только месте, в правом боку. Боль стала такой, что невозможно было терпеть. Борису захотелось упасть на боеукладку и забыться, умереть, только не чувствовать этой боли. Ему стало холодно. Он был весь мокрый…