Читать «В родном углу. Как жила и чем дышала старая Москва» онлайн - страница 60

Встречаясь в церкви с мамой, старушка Матюшенкова говаривала ей не раз:

– Я восторгаюсь вашим меньшим. Ах, какой прелестный мальчик! В армячке с красным кушаком, в валенках, влезет в самый сугроб, в руках лопатка со снегом, рукавицы засунуты за пояс, а на щеках – розы. Я любуюсь на него.

Мама благодарна чудесной старушке за ее похвалу: всем известно, что старушка не знала ни лести, ни лжи; но, принимая похвалу, мама качает головой: лазить по сугробам нам строго запрещалось. Старушка примечает, что похвалой своей невольно выдала братнюю тайну: взобравшись на высокий сугроб, он пытался бросать снег за матюшенковский забор, – и старушка спешит защитить своего любимца:

– Прекрасный ребенок! Это маленький русский богатырь!

Мама, улыбаясь, еще раз благодарит генеральшу, а та не забывает промолвить доброе слово и о старшем мальчике, в котором ничего не было богатырского.

Детское сердце верно выделяло генеральшу Матюшенкову из многих людей, где старость соседила с нашим младенчеством. Старушка Матюшенкова была, на наш детский взгляд, какая-то особая: словно вся выточена из слоновой кости – хрупкая, прекрасная, драгоценная.

Няня, случалось, скажет брату:

– Капризничай, капризничай, а вот генеральша Матюшенкова увидит, что тогда?

– Тогда будет стыд, – решал про себя брат и тотчас замолкал.

Весна, лето, осень, зима были у нас не как у городских детей: с раннего детства смену времен года мы познавали по веселым проталинкам в саду, занесенном снегом, по первым подснежникам, пробивавшим синей своей головкой тонкую ледяную корочку, по вишням, белеющим в первоцвете, по знойным полудням с цветущим жасмином, с жужжащими пчелами, по яблоням, гнущимся от спелых краснобоких плодов, по пышным георгинам, надменно красующимся над золотым листом, покрывшим дорожки, по взрывам студеного ветра, срывающего последние листья с высоких тополей, по крутым снеговеям, творящим злую белую потеху над нагими черными кустами сирени и акаций.

Мы росли и выросли в городе, но благодаря нашему саду не были лишены ни первой ласки весны, ни горячих поцелуев лета, ни мудрой осенней тишины, ни румяной бодрости русской деревенской зимы.

В начале лета поднимались всем домом и уезжали на дачу в Сокольники, но, признаться, нам не очень заманчив был этот переезд в славную сосновую рощу, тогда еще мощную и не порушенную ни топором, ни аттракционом; мы с братом едва ли не предпочитали проводить лето в плетешковском саду. В Сокольниках можно было совершать далекие прогулки, купаться, ходить за земляникой, но все это совершалось под надзором взрослых, в определенное время, с множеством ограничительных условий: «пойдем в лес, если будет хорошая погода», «пойдем купаться, ежели будешь хорошо себя вести» и т. п.