Читать «В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика)» онлайн - страница 114

— Что ж, вот здесь и спустимся.

Я возразил:

— Смотри! По такой крутизне можно спуститься и кубарем!

— Кубарем? — Иван рассмеялся. — Бог не выдаст, свинья не съест.

Иван Емец еще в Крыму слыл лихим механиком-водителем, смело штурмовал Крымские горы. Об этом рассказывали его друзья. Но я не мог себе представить, как он спустится по этой крутизне. Нет, нет! Тут нельзя и пытаться. Емец уже разворачивает свою самоходку и приближается к обрыву. Я подбегаю к машине и приказываю всему экипажу немедленно покинуть свои места. Все послушно выскакивают. Иван Емец в одиночку, как бы крадучись, подъезжает к кромке обрыва. На какое-то мгновение самоходка зависает над пропастью, потом плавно шлепается на землю. Слышу, кто-то из пехотинцев кричит мне:

— Что делаешь? Хоть бы человека пожалел! Разобьется — костей не соберешь!

А самоходка, послушная механику-водителю, тихо стала спускаться по склону. Вслед за ней, с шумом обгоняя друг друга, катятся по круче камни. Пехотинцы, как и мы, не отрывают глаз от самоходки, не верят, что она спустится благополучно, наверняка перевернется, превратится в лом. И вдруг самоходка поехала юзом. «Ванюша, Емец!» — кричу ему, хотя знаю, что он меня не слышит. Сердце в груди сжимается в комок. Майор Поляков волнуется не меньше меня, то и дело хватается за голову. А самоходка между тем приближается к цели. В самом низу Емец круто повернул машину и в отверстие люка крикнул: «За мной! Не бойтесь!»

По его примеру одна за другой начали спускаться и другие машины. И скоро весь наш полк, а за ним пехотинцы и другие воинские части преодолели преграду и снова выбрались на дорогу. Упорно сокращаем расстояние, отделяющее нас от противника. Но с наступлением темноты продвигаться вперед не решились. Пришлось остановиться. Ночь в горах — это пытка. Дорога узкая: с одной стороны — скала, с другой — пропасть. А темень такая, что хоть глаз коли. Да еще кругом бухают пушки. Строчат автоматы, то и дело взмывают осветительные ракеты. Я в ту ночь и глаз не сомкнул. Однако мои бойцы после столь изнурительного марша безмятежно спали в самоходках.

С рассветом — снова команда «Вперед!» И снова моя батарея направляющая. Так добрались мы до села Жернава и тут столкнулись с противником. Он открыл артиллерийский огонь. Примчался командир полка Ольховенко, осмотрел местность, оценил обстановку и решил, что дальше продвигаться нельзя. Моей батарее он приказал занять оборону.

Село Жернава раскинулось по долине. К зеленой крутой горе прижалась железнодорожная станция. Разбросанные так и этак дома с чахлыми кустами перед окнами создавали довольно унылый вид. А тут еще продолжают рваться вражеские снаряды и воздух наполняется гарью.

Ольховенко показал, где я должен поставить свои самоходки, и, не задерживаясь, укатил на своем «виллисе». Его штаб находится где-то у села Волосянка. Там же и остальные батареи нашего полка. Под огнем противника, прихватив с собой командиров машин, я осмотрел местность. Каждому экипажу определил место расположения. И мои молодые офицеры: Хвостишков и Мухин, впервые столкнувшиеся с огнем противника, повели свои боевые машины на указанные им места. Передвигаться же надо было так, чтобы противник их не заметил. Однако укрыться невозможно. Деревья кругом низенькие, дома одноэтажные, приземистые. Ясно, что, едва мы въехали в село, противник нас заметил и начал артобстрел. К счастью, снаряды ложились позади нас, тем не менее Миша Прокофьев, вижу, изменился в лице, побледнел, не улыбается. Пристально смотрит на меня: вероятно, я выглядел не лучше.