Читать «В один прекрасный день...» онлайн - страница 35

Вениамин Борисович Смехов

– Не знаю. Вам виднее. Ну, пускай о хороших вещах, там, об актерах, пишут раньше, чем те полысеют или выйдут в народные. Вот еще что. Молоко! Понимаете, если сравнивать области искусств с едой, то архитектура, музыка, литература – это долгохранящиеся продукты питания, да? Микеланджело вон из каких веков к нам жалует, да? А театр? Театр – это молоко. Его можно употреблять лишь сегодня. Но зато какой вкус, какая польза! И сколько от него масла, сливок, сыра – чего хотите, да? Но завтра – ужас, лучше не пейте вчерашнего молока, да? Порча желудка и так далее.

– И какие выводы?

– Выводы? По-моему, срочные. Прежде всего меньше трепаться: «мы художники», «актер – тайна», «нутро творца» – чушь! И нечего ссылаться на прошлые достижения. Остужев был великий артист, но я лично не могу долго слушать в записи его завывания. Молоко есть молоко! А завтра наши записи покажутся касторкой, да?

– Да, а что вы скажете нашим читателям на прощанье?

– Служенье муз не терпит интервью! Прекрасное должно быть… молчаливо. Однако я разогнался. Слабые мы люди, актеры.

– Вас слава радует?

– Чья? Или чей Слава? Тихонов? Любшин?

– Ха-ха-ха! – неожиданно громко закатился серый пиджак. – Нет, слава ваша, артиста Павликовского.

– Ну, чего скрывать, это общечеловеческое. Радует, особенно если по делу. И если слава дарит улыбки хорошеньких женщин. Вот еще что. О молоке. Меняются условия жизни, в том числе климатические. Бурно расползлось население. Что делать с молоком? И вот появляется индустрия порошкового молока – это раз. А во-вторых, Мочалов или там Дузе – это уникальные сорта, и принимали их в чистом виде. А у нас нет. Радиация, загрязнение среды, колебания градусника – извини, товарищ корова… И вот молочко кипятится, стерилизуется…

– Леонид Алексеич…

– А вы – режиссерский, актерский… Юрий Яковлев – прекрасный артист. Или Ульянов, да? Дайте им пожить солистами, без режиссуры да без репертуара – знаете, что выйдет?

– Знаю!

– А я не знаю. Убежал! Простите. Иду, Лида, иду!

– Павликовский пришел? Так. Сорок четвертый номерочек возьмем в ручки, ребятки. И потешим старенького пробой. Первая репетиция. Все ясненько? Начали!

Над серостеклянным коробом телецентра – круглое предзакатное солнце. Если влезть на башню-соседку, телецентр покажется спичечным коробком. Переведем взгляд ближе к центру. Проспект Мира. Ровные ряды домов. Рядом – Вторая Мещанская, ныне ул. Гиляровского. Даже очень высокая точка зрения ловит улицу на неровностях, на досадной кривизне и неуклюжих пережитках московской старины. Стоп. Вот дом, в котором живет Леонид. Идем на снижение. Тетя Лиза, сидя на диване возле бывшего детского ящика, отвечает телефонному звонку:

– Он просил вас в среду, в среду! Он позвонит, он очень аккуратен! Зерчавкин, я передавала, Булат! Ах, Натан! Да-да, он так и сказал. Он боялся, что вы сердитесь… только я вам этого не говорила. Ой, вы знаете, он так занят, так занят… Хорошо, до свидания. Он позвонит. Зерчавкин. Булат.

Ну, не будем сдерживаться. Ну, допустим еще раз легкую невоспитанность. И ради утешения любопытства пролистаем в той же тетрадке из того же ящика вот этот рассказ Леонида Павликовского. Пока сам автор старательно дурачится не своим голосом на студии в Останкино…