Читать «В огонь» онлайн - страница 5

Валерий Леонидович Терехин

Вот на Кубани хорошо получал. Шатался с плеером по набережным, забредал в полуночные дискотеки, выуживал в ментоловом дыму слухи, высиживал на стойках сплетни, выцеживал и́нфу о поставщике, садился на хвост, тормозил попутки, спрыгивал в глухих станицах, брёл вслед за наркодилером к пляжам, и здесь топтался возле палаток и распахнутых авто, загребая кроссовками песок и обходя загорелые тела, а потом мчался в поселок, звонил и сдавал продавца и покупателей. Сутки отсыпался – и его отвозили в соседний городок, благо курортный сезон в разгаре. В то лето местная ОРЧ словила две килограммовые партии героина и повязала всю окрестную наркоту. Начальство отправили на повышение. Не забыли и про него.

«Всё ухмылялись на заикание, и ахали, что работаю без мобильника, а о встречах договариваюсь по телефону-автомату…»

Казённую самсунговскую трубку с чистой си́мкой он тогда не взял, обзавёлся своей, нокиевской. И когда с очередной партией вместе с героином и амфетамином в Ахмырск завезли метадон, и всех накрыли по его звонку, был откомандирован в Москву. Оттуда спихнули в Лабашиху в распоряжение тамошней ОРЧ. Некоторые из подмосковных начальников, только-только после юрфака академии МВД, годились ему в сыновья.

«Метадон по нынешним временам вещь дорогая. В тучные нулевые ложка-грамм стоила шесть тысяч, а сейчас в Лабашихе – на треть больше…»

Сердце обожгла захлёстанная внутрь душевная боль. В издёрганном уличными пробками троллейбусе, стиснутый со всех сторон потными пассажирами, уставился остекленевшими глазами в запыленное стекло. Ноздри уловили вспоминаемую вонь из подгнивших пунцовых пролежней на лбу и шее наркомана, корчившегося от передозировки метадона на сыром подвальном полу. Однажды в эту типовую девятиэтажку счастливые родители привезли из роддома первенца. Год-другой и подраставший карапуз уже возился в песочнице, топал радостно ножками в детский сад. А потом малыша привели в школу, где оказался самым добрым среди тупых озлобленных одноклассников, не поспевал в погоне за результатом, и сам подсел на иглу, чтобы не призвали в армию. Неудачника с троечным аттестатом и исколотой веной спихнули домой, и вскоре вышвырнули из обставленной гарнитурами квартиры, устав от требований денег с перочинным ножом, зажатым в вибрировавшей ладони, и полуночных конвульсий на заблёванной лестничной площадке у лифта. И, никому не нужный, потому что не научился ломать других и через них перешагивать, спустился по знакомым с детства ступенькам к гнутой железной дверце, за которой укрылся от всех в непролазной цементной темени. Отогреваясь у отопительного стояка, лишь по ночам выползал на помойки: копаться в объедках и собирать бутылки, в надежде наскрести на новую дозу…

Стараясь не смотреть на скрученного ломкой двадцатилетнего старика, выколачивавшего сту́пицей крошево в паутинном бархате, прозаикался тогда в проём лесенки: «Т-та-щ-щить его на З-зар-рин-на?» Могучая Моргунова, курившая у входа наверху, застила свет. «Отставить задержание!.. – гаркнула начальница. – Вшей насобирал и нам подарит. Подождём “скорую”, пусть врачи посмотрят… Они и довезут до морга!..» А он, приведший опергруппу в притон, порадовался тогда искренне, что у него никого нет кроме жены…