Читать «В водовороте века. Мемуары. Том 3» онлайн - страница 275

Ким Ир Сен

Разве можно сравнить эту горную глухомань с обетованной землей? Неужели идеальные мечты корейской нации скатились до такого жалкого предела?! Япония отправляет своих переселенцев в Корею, где они прибирают к рукам плодородную землю, а наши соотечественники, перебравшиеся на немилую землю Маньчжурии, вынуждены ютиться в мышиных клетушках, расположенных среди тесных горных ущелий. Не найдешь на свете более страшной тюремной жизни, чем жизнь в этой горной чащобе!

Да, такое жилище, несомненно, напоминает тюрьму! Если оно чем-то и отличается от мест заключения, так только тем, что здесь нет надзирателей, тюремных стен и оград. Величайшим надсмотрщиком этой «тюрьмы» являются полиция, войска Японии и Маньчжоу-Го, а оградой ее — угроза от этих карателей. А дедушка Чо Тхэк Чжу еще сравнивает эту тюрьму с обетованной землей. Поистине трагическое самоутешение!

Меня даже как-то разочаровывало такое мышление старика, который, будучи заключенным в этой «тюрьме», сковавшей его самого, считает ее чуть ли не земным «раем». Меня преследовала мрачная мысль: «Если каждый кореец будет так же безропотно воспринимать реальную жизнь, как старик Чо Тхэк Чжу, — то Корея никогда не увидит света возрождения».

— Дедушка, какая горькая судьба у корейцев! Вот вы даже считаете это место обетованной землей. Наверное, Самсу и Капсан, эти всем известные места ссылок, не являются более изолированными и глухими, чем эта глухомань. Пока в Корее и на маньчжурской земле хозяйничают япошки, для нас с вами не может быть ни обетованной земли, ни спокойной жизни. Значит, со временем и до этой горной глуши дотянутся щупальца карателей. Этого никогда не надо забывать.

Конечно, я знал, что мои слова встревожат старика, но все равно прямо и без обиняков выложил ему свою душу.

Нервно подергивая бровями, старик Чо долго не отрывал от меня своего взгляда, утомленного, может быть, разочарованием, а затем произнес:

— Если эти злодеи, эти изверги доберутся и до этой глуши, то на свете больше негде будет жить корейцам. Будь прокляты эти подлецы, сделавшие жизнь простого человека такой горькой!.. Кочуя с семьей с места на место, я проклинал этих пятерых министров-предателей…

Такой была в общих чертах моя беседа со стариком Чо Тхэк Чжу, которая проходила на рассвете того дня.

На следующий день, поднявшись с постели, я уже начал немножко прогуливаться и даже читать. А спустя несколько дней смог уже заниматься даже легким домашним трудом. Днем проводил военно-политические занятия, а вечером собирались все вместе, чтобы немного повеселиться. Каждый раз к началу веселья я вместе с двумя-тремя бойцами, устроившимися у Чо Тхэк Чжу, переходили через ручеек в дом Чо Гена. Даже в этих тесных, темных домишках беженцев партизанский отряд не нарушал распорядка дня и выполнял его так же строго, как и в Ванцине.

Через три или четыре дня, точно не помню, я решил отдать отряду приказ тронуться в путь. При этом все мы хорошо понимали, что самые элементарные приличия и мораль не позволяют нам, крепким мужчинам, число которых превышает семью старика из 14 человек, причинять хлопоты этим бедным крестьянам, находиться у них на иждивении, нанося невосполнимый ущерб их и без того скудному запасу продовольствия.