Читать «БУНТ АФРОДИТЫ NUNQUAM» онлайн - страница 2
Лоренс Даррел
Кто-то начинает лихорадочно колотить в стену и кричать благим матом; удар по обитой чем-то стене, ещё удар; как ни странно, они откликаются эхом в резиновом горшке на полу. Теперь я знаю, и другой тоже знает — мы вновь соскальзываем в одно лёгкое, как дым, «я». У него горячка, он присваивает себе мой пульс, его пот пахнет миндалём. Ох, всё прекрасно! Гамлет опять Гамлет. Обрывки забытых разговоров, как весь проклятый запас моих воспоминаний, вернулись ко мне; и вместе с ними — удивительный поворот событий, подаривший мне иллюзию обретения Бенедикты вновь (Ипполита говорит: «До чего же надоедают
He понимаю, почему это случилось со мной, и всё же случилось; они стоят на своём, гарпии мужского и женского пола, вырывающие из груди чёрные сердца. «От него (неё) мне доставалась одна доброта, а он (она) видел от меня одно двурушничество, несмотря на мою любовь. Преданность в душе, неверность с виду, одиночество, непостоянство и безрассудная влюблённость в одну женщину (мужчину)». Такие у нас взаимные нападения на нарциссизм друг друга. И всё же, неужели она говорит правду? Придётся повернуть к началу и зацепить потерянный стежок, вернуться к тому месту, где разошлись пути-дорожки. Слушай, кто-то зовёт меня — да, это моё имя. Лёжа рядом с ней, я обычно ругал себя: «Ты должен был знать всё; тебе могли открыться неисчерпаемые кладези знаний, подобно любому другому смертному. Однако тебя подстерегло прогрессирующее искажение фактов, и твои озарения увяли, словно отжившие цветы». Но почему, почему?
Она говорит, что ей разрешили посещать меня, потому что мы как будто не сумасшедшие; мы всего лишь искалечены успокоительными таблетками. «А ты, как всегда, симулируешь». Но ведь если мне нравится быть сумасшедшим, это моё дело — врачи боятся шизофреников, потому что им дано читать мысли, потому что они умеют плести интриги и составлять заговоры. Они симулируют симуляцию. Но мне-то давно на это наплевать. Быстрей, люби меня, пока не родился ещё один человечек. Людей всё больше и больше, Бенедикта, и мир уже перенаселён; однако качество соответственно снижается. Нет никакого толка от обыкновенных людей — ничто, помноженное на ничто, так и будет ничто. Поцелуй. Глаза Марка, прекрасные серые глаза твоего покойного сына; мне едва хватает духу называть его и моим сыном тоже. (Что, если ты солгала мне, вот в чём вопрос.)
Марк, Иоанн, Матфей, Лука
Шли ко мне издалека,
А с ними бог Содома —
Садо — Задо — Поли — Гомо;
Захер — Мазох — мазохист —
Дай мне свой проклятый хлыст…
Пусть берут меня хоть сзади,
Но не быстро, бога ради!
Что мне вы? Я сам Разврат —
Проклят и проклятью рад.
Ясность, Дряхлость. Прозорливость… ах, друг мой, что ты говоришь?
* * *
Естественно, я не теряю бдительности и, как ястреб, слежу за ней. Всамделишный ястреб? Она будет кормить меня ещё тёплыми кусочками полевых мышей, раздирая их тоненькими пальчиками. Она научит меня слетать к ней. Естественно, всё это дактилизировано, ибо принадлежит миновавшим эпохам; но они дали новую жизнь моим маленьким механизмам и вернули их мне (дай ребёнку погремушку!). Время от времени я воскрешаю что-нибудь, что Авель мог бы прежде оценить по достоинству. Кручу эти фрагменты и так и эдак, от них отдаёт правдой — какой бы условной она ни была; так она открывала синие-синие сонные глаза и говорила: «А ведь сексуальный акт по своей природе очень личный, даже если совершить его на тротуаре в час пик». На мой вопрос, зачем меня привезли сюда, она добавляла властно: «Начать сначала, обрести потерянную почву. Тебе нужно ещё многое понять — и я объясню. Ради бога, доверься мне на сей раз». Это так же загадочно, как её «помоги мне» в прошлом. Бенедикта, неужели мне вновь оставлять длинный бумажный след?
