Читать «Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых» онлайн - страница 4

Ну, лети… Ты же у нас дух; а мне-то и поспать нужно… Лети, родимый. В путь…

Он взмахнул рукой, и воздух заколебался, уплотнился, стал похож на вязкий туман… затем в нём возникло что-то вроде радужной ленты; подул сильный ветер, и лента выпрямилась, расширилась…

– Лети!

Дух пошевелился, подался в сторону радужной дороги… и его понесло по ней со скоростью ветра; разве что в ушах не засвистело, ибо ушей-то не было…

…

Он стоял посередине огромной сцены. Разноцветные лучи прожекторов вначале навели на мысль, что это продолжение радужного пути… Но нет. Теперь он твердо стоял на ногах, – настоящих, реальных ногах; чувствуя под ботинками твердость разноцветно-психоделического пола.

Впереди ревел зрительный зал; вокруг грохотала музыка; совсем рядом наяривали на гитарах и барабанах патлатые, затянутые в черную кожу музыканты, – потные и одуревшие; со звериным блеском в глазах, и фанатичными лицами… У него самого была черная гитара; на руках, – татуировки, на теле, – майка и кожаные штаны. И он… пел. Или орал. Что-то яростное про любовь и страсть; войну и социум. Орал, не думая о смысле; слова шли сами. Какое там… он еще "отдышаться" не успел. Таких песен он не помнил. Хотя помнил-ли он вообще какие-то песни? Быть может, если бы он пел что-то вроде "В траве сидел кузнечик", – ему и показалось бы это знакомым, но и то сомнительно… Да и бог с ним. Дело же не в песне. Хотя познавать нужно, разумеется всё; но важнее всего, – эмоции.

А они просто зашкаливали. С каждым аккордом, каждой выкрикнутой нотой, – он ощущал свое величие. Он управлял всеми этими… людишками по сравнению с ним. Перестань он играть, сбейся с ритма, – завопят, упадут; рассыплются, как сломанная вереница выстроенных в ряд доминошек. Заплачут, как ребенок без погремушки. Он должен, должен продолжать! Он устал и напряжен; пот градом течет по всему телу (как это приятно – иметь тело!) Но зал возвращает ему обратно эту выжатую энергию; она пульсирует от него – к залу, от зала – к нему; как заведенный механизм, как организм; и он в нем, – сердце. От одного главного, – ко многим малым, – толчок, – и от множества малых, – вновь к нему одному…

Нравится ли? Да нет, это больше, чем нравится. Он вспомнил слово "драйв"; что оно означало, – он еще не знал, но, кажется, оно подходило лучше всего.

Когда концерт закончился, он, нетвердо держась на (настоящих!) ногах, прошел за кулисы… Люди; знакомые, и нет… Бритоголовая охрана. Чьи-то поздравления, восторги, прыжки, хлопанье по плечу, визг: "Ты – супер!". Он принимал все это вяло-снисходительно (а разве могло быть иначе? Разве он не больше сейчас всех этих людей; и в конце концов, – разве он не смертельно устал? Никакой вины, он имеет право… Это так… мельком пронеслось в голове.

Дальше будет пара скучноватых дней восстановления… Массажи, бассейн, свежевыжатый сок на подносе, и что-то покрепче – вечером; девочки… тоже будут. Все это приятные мелочи его жизни. А главное, – почти приступ панического страха, – на секундную заминку в памяти (видимо, присутствие чужеродного духа слегка замедлило работу мозга): О! послезавтра снова концерт… Выдох… Скоро… скоро опять это безумие; это выворачивание себя наизнанку; эти волны чужой энергетики, которые больше чем вино, чем секс; чем что-либо вообще. Это управление толпой… Ничто не имело смысла без этого чувства; можно пожертвовать всем, лишь бы снова и снова испытывать его.