Читать «Будьте здоровы и держите себя в руках» онлайн - страница 37

Андрей Георгиевич Бильжо

Осень – пора обострений многих болезней, но прежде всего – психических.

В конце сентября в отделения психиатрических больниц возвращаются знакомые пациенты. Птицы улетают из дома. И пациенты улетают… из дома. Из архива больницы возвращаются к тебе тобой написанные истории болезни. Написанные черными чернилами перьевой авторучкой. Черными – потому что листы в истории болезни зеленого цвета. Перьевой авторучкой – потому что от нее меньше устают пальцы. На шариковую нужно сильно нажимать. Писать приходилось очень много – можно было заработать так называемый писчий спазм.

Я до сих пор все свои тексты пишу черными чернилами перьевой авторучкой. На среднем пальце правой руки у меня от нее мозоль.

Осенью при поступлении в психиатрическую больницу лидируют больные с депрессиями. (Какое классное – по своему идиотизму – получилось предложение.) Эти больные с трудом передвигают ноги. Они молчаливы, подавлены, тоскливы. Или тревожны. Или… Или… Или… Депрессий много, и они все разные. А весной большинство этих больных были веселыми, разговорчивыми, легкомысленными, яркими. Осенью в них перегорает какая-то лампочка. Осенью вообще перегорают лампочки.

У Пушкина было, впрочем, все наоборот – атипично.

(Пушкин вообще атипичный.)

Осенью он был продуктивен, и осень, как известно, Александр Сергеевич любил. Поэтому.

Однажды ко мне в отделение в сентябре поступил студент МГУ – эфиоп из Аддис-Абебы. Он был абсолютно черного цвета, не коричневого, а именно черного, даже с синевой, как баклажан. Когда он вошел ко мне в кабинет для беседы и сел слегка боком, я на несколько секунд почувствовал себя пациентом своей больницы. Дело в том, что его профиль был профилем А. С. Пушкина. Один к одному – как в парках культуры и отдыха вырезали быстро и одним движением ножниц из черной бумаги профиль отдыхающих. Кстати, этот эфиоп знал немало стихов Александра Сергеевича. И считал его народным эфиопским поэтом. Он тогда рассказал мне, к моему удивлению, что в Аддис-Абебе стоит памятник нашему (или их) великому поэту. Так вот, в истории болезни африканского друга принимавший его в приемном покое дежурный врач написал, что в студенческом общежитии его буквально вытащили из петли. Он пытался повеситься, причем делал это не в первый, а в какой-то энный раз.

Я стал выяснять у улыбающегося эфиопа, что его беспокоит, какие у него проблемы. И вот как он объяснил мне свое поведение: “Когда солнце, доктор, мне хорошо, радостно и хочется жить. А как только солнце скрывается за тучи, жить не хочется, а хочется повеситься”.

В день этой беседы за окном санаторного отделения больницы имени П. П. Кащенко светило солнце, но на небе начали появляться облака и тучи.

Мы показали эфиопа профессору, собрали большой консилиум, думали, как его лечить. А потом коллегиально решили, что климат России ему просто противопоказан. Я позвонил в посольство Эфиопии и сказал, что мы отдадим “Пушкина”, только если увидим билет на самолет “Москва – Аддис-Абеба”, который улетает в день выписки.

Через три дня на дипломатической машине с флажком Эфиопии, счастливый и улыбающийся, недоучившийся студент МГУ прямо из психиатрической больницы имени Кащенко мчался в аэропорт Шереметьево-2.