Читать «Браки совершаются на небесах (новеллы)» онлайн - страница 137

Екатерина умилялась своей невесткой. Положила ей 50 тысяч рублей в год «на булавки» и совершенно искренне расхваливала ее в письмах к ландграфине Гессен-Дармштадтской:

«Ваша дочь здорова; она по-прежнему кротка и любезна, какой вы ее знаете. Муж обожает ее, то и дело хвалит и рекомендует ее; я слушаю и иногда покатываюсь со смеху, потому что ей не нужно рекомендаций; ее рекомендация в моем сердце; я ее люблю, она того заслужила, и я совершенно ею довольна. Да и нужно бы искать повода к неудовольствиям и быть хуже какой-нибудь кумушки сплетницы, чтобы не оставаться довольной великой княгинею, как я ею довольна. Одним словом, наше хозяйство идет очень мило. Дети наши, кажется, очень рады переезду со мною на дачу в Царское Село. Молодежь заставляет меня по вечерам играть и резвиться…»

В это же время английский посланник Гуннинг доносил своему двору:

«Недавно императрица высказала, что обязана великой княгине за то, что ей возвращен ее сын и что она поставит задачей своей жизни доказать свою признательность за такую услугу; действительно, она никогда не упускает случая приласкать эту принцессу, которая, обладая даже меньшим умом, чем великий князь, несмотря на то приобрела над ним сильное влияние и, кажется, до сих пор весьма успешно приводит в исполнение наставления, несомненно данные ей ее матерью, ландграфиней. Общество ее, по-видимому, составляет единственное отдохновение великого князя; он не видит никого, кроме молодого графа Разумовского».

Павел не видел никого, кроме молодого графа Разумовского. Его жена не видела никого, кроме молодого графа Разумовского… Екатерина от души забавлялась этим трогательным единодушием.

Однако ей вскоре стало не до этого любовного треугольника: других забот хватало. Еще в день свадьбы Павла и Натальи в Петербург пришло известие о появлении в Оренбургских степях шаек смутьяна и бунтовщика Емельки Пугачева, называвшего себя царем Петром III Федоровичем. Ровно год длилось мучение Екатерины, пока 16 сентября 1774 года Пугачев не был взят в плен. Тогда императрица смогла вздохнуть свободно и обратить взор на дела домашние.

И была немало ошарашена, обнаружив, сколь многое в них изменилось.

Началось со скандала.

Как-то раз за завтраком Павел обнаружил в поданных ему сосисках кусочки стекла. Со свойственной ему мнительностью и склонностью преувеличивать малейшую опасность он немедленно начал кричать о заговоре. Екатерина пыталась увещевать сына, говорила о случайности, о недоразумении: чего только не бывает на кухне, даже и на дворцовой кухне!..

Однако Павел не унимался:

– Моя смерть кому-то выгодна!

Екатерина наказала поваров. Сын остался недоволен:

– Наш великий предок Петр велел бы их четвертовать!

Насчет великого предка Екатерина только хмыкнула и колесовать поваров не велела.

– Вы неверно управляете государством! – запальчиво выкрикнул Павел.

Впрочем, это была старая песня. Екатерина привычно пожала плечами и приказала цесаревичу удалиться.