Читать «Босиком по Нью-Йорку» онлайн - страница 4

За белым роялем пианист обычно перебирал клавиши и, увидев вошедшего поэта, начинал исполнять его любимые мелодии.

– Он любил «Прощание славянки», «Шумел камыш», «Очи черные». Иногда, немного выпив, подпевал, – вспоминает музыкант Борис Шапиро, который по вечерам играет на рояле в «Русском самоваре».

Так случилось, что ровно через месяц после последнего посещения Бродским этого ресторана здесь собрались его друзья, все, кто почитал талант поэта. На стенах висели его фотопортреты разных лет, звучали его любимые мелодии. Все как обычно, только поэта уже не было.

– Хотел ли Бродский приехать в Россию? Думаю, что хотел, – говорит поэт Евгений Рейн. – Но он словно что-то выжидал, отвечал уклончивыми фразами. Он говорил, что можно вернуться на место преступления, но нельзя вернуться на место любви. У поэта было совершенно надорванное сердце – результат его мучительной, мятежной жизни, жизни с преследованиями, ссылкой, эмиграцией.

В этот вечер не было традиционных для таких случаев речей. Разговаривали вполголоса, вспоминая ушедшего таким, каким он был в житейских мелочах.

– Думаю, что говорить о значении фигуры Бродского и о значении его поэзии, – это включаться в огромный хор. Ничего не имею против этого, но мне хочется вспомнить его с человеческой стороны, – рассказывает писатель Игорь Ефимов. – При всей его устремленности вверх, при его любимом выражении «Брать ноты выше», при таких вещах, как скажем «Осенний крик ястреба», с его падением в эту леденящую бездну, он был чуток к беде, горю самого простого человека. Его строчка «Только с горем я чувствую солидарность» – это не только красивые слова. Из эпизодов такого плана мне вспоминается  осень 64-го, когда Иосиф был в ссылке. Мы с поэтом Яковом Гординым приехали его навестить. Везли, конечно, продукты, выпивку, теплую одежду на зиму, книги. Иосиф же почему-то заказал привезти побольше самых разных лекарств. Мы встревожились: зачем ему столько лекарств? Но когда прожили у него в избе дня три, то все поняли. Это была бедная деревня Норинская, до станции – двадцать километров, аптеки нет. Иосиф раздавал старым, больным людям лекарства. Для местных жителей он стал как бы местным фельдшером. В подобной роли я видел его не раз. Он был невероятно отзывчив к молодым поэтам. На моей памяти не было случая, чтобы он высокомерно отбросил, не прочитал, не познакомился с присланными стихами неизвестных поэтов.

...Музыка продолжала звучать, и, несмотря на столь поздний час, в «Русский самовар» продолжали приходить друзья и поклонники поэта, те, кого горе созвало сюда из разных городов, штатов, стран.

– Когда он сюда зашел в последний раз, – вспоминает Роман Каплан, – все было как обычно: мы сидели за столиком втроем – Иосиф, Миша Барышников и я. Шутили, рассказывали анекдоты. Мы говорили с Иосифом насчет врача, ведь в последнее время у него были очень серьезные проблемы с сердцем. Но ничто не предвещало, что может случиться непоправимое. Он попросил альбом, в котором мои друзья оставляют рисунки или пожелания, и написал экспромт: