Читать «Бом-бом» онлайн - страница 97

Павел Крусанов

- Это неправильно. Ты хоть и в очках, зато вон какой красавец. К тому же князь. А я мало того что еврей, так ещё и урод - нос крючком, голова торчком, а на рябом рыле горох молотили. Вдруг они обе на тебя глаз положат? Надо упредить.

- Никакой ты не урод - это в тебе так маскулинарный демонизм проступает, а он в этих делах дорогого стоит. И потом, что значит упредить?

- Их делить легче - они одной чеканки. Я ту, что справа будет, цап-царап - и поведу мороженым кормить, а ты бери другую вместе с мопсом и ступай в беседку им по-французски Малларме читать.

- А мопс мне зачем?

- Он тебя уже знает. И вообще, демонизм демонизмом, но ты должен мне поддаваться, чтобы всё было по-честному - у тебя как у титульной нации фора, а это в свете гуманистических идей не по-людски.

- Я в свете гуманистических идей тебя абсентом потчую - и того довольно.

- Фи, какие вы, ваша светлость, не тонкие.

- Ещё скажи - хам, мужлан, быдло.

- Хам, мужлан, быдло.

- А по сопатке?

Близнецы опоздали на двадцать минут и сразу отвергли саму возможность разъединения.

- Мы, господа, всегда вместе, - сказала та из двойняшек, что оказалась справа. Кажется, это была Даша.

- Друг без друга мы больные делаемся, - засвидетельствовала слова сестры, кажется, Маша.

Мопс промолчал. Но вид имел независимый и дерзкий.

А вокруг творилось чёрт знает что - дрозды гроздьями облепили дубы и клёны, близнецы смотрели на солнце золочёными солнцем глазами, лебеди в пруду шипели, как аспиды, военный оркестр выдувал из труб медные вальсы и марши, но при этом было так тихо, что Норушкин слышал шорох скользящей по земле тени от облака.

7

Разъединить сестёр удалось только на четвёртой встрече. Тогда уже Илья определился (вернее, полагал, что это у него получилось) - он выбрал Машу, которая водила пальчиком по строчкам Малларме, требовала пояснений и при этом как бы невзначай прижималась к Норушкину волнующим плечом, так склоняя голову над книгой, что локон на её виске щекотал ему щёку.

Циприс и вправду повёл Дашу есть мороженое, а Илья присел с Машей на укромную скамью возле пруда и принялся рассказывать о странных существах японцах, которые считают, будто, чихая на людях, человек выглядит глупым, верят, что, выпив раствор навоза пегой лошади, можно остановить кровотечение из раны, полученной вследствие падения из седла, защищают себя от холода, привязывая к телу мешочки с клевером, а самураям их и вовсе предписано ковырять зубочисткой в зубах, даже если они не обедали. Изложив все эти невероятные сведения, Норушкин обнял широко распахнувшую глаза Машу и с замершим от избытка беззаветной отваги сердцем приник к её мягким, бархатно-водянистым губам. С Машиной головы упала шляпка, но она не подняла её, пока не кончился, не разрешился до конца, быть может, и не самый первый, но определённо самый долгий в её жизни поцелуй.

Потом были взаимные, счастливые, взахлёб и без стыда излитые признания и новые ненасытные поцелуи на глазах изумлённого мопса. А потом они покинули благословенную скамью, соединились с Циприсом и Дашей, и кавалеры проводили барышень домой, поскольку близнецов ждали к обеду, при упоминании о котором набитая пломбиром Даша трогательно супила брови и надувала губы точно такие же, как у Маши: мягкие, желанные, бархатно-водянистые.