Читать «Божьи яды и чертовы снадобья. Неизлечимые судьбы поселка Мгла» онлайн - страница 45
Миа Коуту
— Я дочь навещал.
Он навещал ее каждый раз, когда корабль отправлялся к берегам Лиссабона до тех пор, пока в апреле 1974-го, при выходе из порта Сан-Томе, на корабле не было получено известие о падении колониального режима. Корабль остановился, ждали дальнейших известий, говорили, что рейс прерван «по техническим причинам». Капитан вызвал Бартоломеу и командира машинного отделения. Инструкции были лаконичными:
— Мы стоим из-за поломки. Вам понятно?
Нет, не понятно. Не было на судне никакой поломки. Это режим господ поломался, и капитан скорбел о нем, как о покойнике. Возвращаясь в утробу судна, Бартоломеу видел, как ликуют пассажиры и матросы. На палубе — ликование, в рубке — поминки.
— Капитан — козел, фашистская морда! — изрек один из механиков.
В машинном отделении хохотали, пели и пили.
— Спляшем, Бартоломеу. У нас праздник.
— Работать надо.
— Ты что, не понял? Все это дерьмо закончилось: работа, корабль, рейсы — все в тар-тарары.
Праздновали всю ночь. Бартоломеу Одиноку, запершись в своей крошечной каюте, погружался в бездну отчаяния. Он знал, что больше не увидит дочь. Через пару дней, высадившись на берег в Лиссабоне, Бартоломеу не бросился сразу в Амадору, а прежде прошелся по улицам и площадям: повсюду толпы скандировали лозунги. На Россиу он стащил с карниза какие-то гвоздики (их было полно повсюду) и отнес их дочери в знак прощания.
Вот эту историю он держал долгие годы в тайне. Рассказ вымотал его окончательно.
— Теперь ты понимаешь, Мундинья? Понимаешь, почему я так долго болтался туда и обратно на этом проклятом судне? Я дочь навещал…
— Как ее зовут?
Он не отвечает, боится, как бы не разразилась буря. Мунда повторяет вопрос:
— Назови имя этой… ну… твоей дочери.
— Иза… Изадора.
Женщина сквозь зубы шепчет это имя. Твердит его, как будто боится забыть. Бартоломеу набирается смелости:
— Ты меня прощаешь?
— Ни за что!
— Я знаю, о чем ты думаешь, Мунда. Но той женщины, матери девочки, считай, не было.
Он объясняет: с матерью Изадоры все случилось один только раз. Она вскоре умерла. Бартоломеу узнал об этом в следующем же рейсе, когда дед Изадоры встретил его на пирсе с младенцем на руках. Он, отец, мог быть спокоен: девочка в заботливых руках, и у нее есть крыша над головой.
— Так что матери никогда и не было, — повторяет старый механик.
— Нет, не прощу, не могу простить, — упорствует Мунда.
— Я только тебя любил, одну тебя. Никакой другой женщины не было.
— Муж, да ты дурак.
— Ладно, ругай меня.
— Ты что, не понял, Бартоломеу? Мне до твоих женщин дела нет. Я не могу тебе простить, что ты украл у меня эту дочь.
Мунда задумывается, как будто не находит слов под стать чувству.
— Ты отнял у меня эту девочку.
Она удаляется величавой поступью королевы, повторяя, как молитву: Изадора, Изадора, Изадора. Завернутый в простыню, как в мантию, Бартоломеу — вылитый свергнутый монарх, гневно воздевающий длань:
— Эта женщина — ведьма!
Врач помогает ему вернуться в кровать. Старик ворочается, устраивается поудобнее, натягивает простыню до подбородка. Внезапно начинает казаться, что под белым полотном нет никакого тела. Бартоломеу так и застывает, безвидный и пустой, но вдруг одним движением скидывает простыню и зовет: