Читать «Боги грядущего» онлайн - страница 231

Чадник всплеснул короткими ручонками.

— Желание господина — закон для меня.

— Вот и ладно. Вот и хорошо. Счастливой дороги тебе, Чадник. Да споспешествует тебе Наука.

Гость, кивая, забормотал что-то о глубокой признательности, желал старику долгих зим и многих внуков, наконец, шагнул к двери.

Хворост снова опустился на табурет, подумал и вдруг заявил:

— И вот еще что. Напоследок хочу тебе сказать. Много недругов у тебя здесь. Сейчас сидел у вождя, еле отбил тебя — так наскакивали. А главный недруг знаешь кто? Лучина. Слыхал, спор у тебя с ним, несогласие. Так совет дам: не отступайся. Хоть грозить тебе будет, бородой трясти, не бери это в голову: он нынче слаб, вождь к нему неблагосклонен. Да и я всегда заступлюсь. Так-то.

Чадник, замерев, слушал его, тискал соболиные рукавицы. Потом воскликнул:

— Ах, господин, ты истинно мой дух-охранитель! Во всех землях, куда заснет меня судьба, поведаю о твоем великом уме и милостях, коими оделяешь ты нас, гостей. — Он опять начал было разливаться в славословиях, но Хворост лишь махнул рукой.

— Ладно, ступай. А то сына разбудишь.

И гость вышел, нахлобучив бахромистый колпак. А старик так и остался сидеть, слепо таращась в устланный ветками лиственниц пол, одолеваемый злостью и досадой. «Может, хоть так его сковырнем? — думал он о Лучине. — Любит его вождь. Несмотря ни на что — любит. Потому что — родич. Потому что последний. Вот и держится, прощает ему все. Любую подлость и наглость прощает. Ну ничего, вода камень точит. И Лучину одолеем. Дай только срок».

Глава вторая

Над обгрызенными, сколотыми, как сломанные зубы, стенами древних завывала, лютуя, метель. Гудел в застылых сосновых кронах ветер-пугач, и звенели обледенелые после запоздалой ростепели ветви лозняка. По многослойному, закаменевшему от долгой стужи слуду волнами перекатывались пушистые серые сугробы. Промерзлая чуть не до дна река терялась под толстым снежным покровом как залихорадившее дитя под медвежьей шкурой. В редкие мгновения, когда метель опадала, сквозь крутящуюся серую муть проглядывали едва заметные черные островки рощиц, сверху похожие на расплывающуюся по воде угольную пыль. Мохнатыми остроголовыми великанами темнели в снежной мгле тесно сгрудившиеся на вершине холма жилища, и невыносимо тоскливо мычали коровы, много дней не покидавшие пропитанных мочой и навозом хлевов.

Прикрываясь от пронизывающего ветра стоячей, ледяной шкурой (нарочно облили ее водой, чтоб не складывалась), Хладовик-Бегун жался к мечущемуся по земле костру, тянулся к нему обветренным, белым лицом, тщетно пытаясь уловить хоть слабое тепло. Метель обтекала шкуру с боков, сжимала костер с двух сторон, вколачивала огонь в черную мерзлую почву. Хладовик тер рукавицами стынущие щеки, кричал товарищу, что следил со снежной насыпи за местностью: