Читать «Блестящий проигрыш» онлайн - страница 7

Александр Казанцев

- Даже красивая, этюдная. Я покажу вам ее. Мат одним слоном.

- Вы решили подшутить надо мной! - Седой полковник стал сразу серьезным, подобранным, почти оскорбленным.

- Отнюдь нет! - И я быстро расставил отложенную позицию и показал наше с Гурвичем ее решение.

- Мат одним слоном при четырех активных блокированиях, - торжествующе сказал я. - Пешками, слоном и даже ферзем!

Борис Андреевич нахмурился.

- Я не видел этого финала, - отрезал он. - Вы зря сдали партию. Могли бы встретиться завтра.

- Мы встретимся! Еще встретимся, - пообещал я.

Он снова жестко пожал мне ладонь и учтиво поцеловал жене руку. Она смотрела на него, стройного, удаляющегося с высоко поднятой головой.

- Зачем же было обыгрывать самого себя? - обернулась ко мне жена. Ей действительно было непонятно. А понял ли я?

...Я до сих пор не знаю, ради чего Сахаров пожертвовал свою ладью на g4? Директор крупнейшего научно-исследовательского института, доктор химических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии и вместе с тем мастер спорта СССР по шахматной композиции Борис Андреевич Сахаров не оставил любимые шахматы. Случилось так, что ему привелось заменить меня на посту руководителя советских шахматных композиторов и вице-президента Постоянной комиссии по шахматной композиции ФИДЕ.

Когда четверть века спустя я предложил Борису Андреевичу вернуться к его "детскому этюду" с матом одним слоном на середине доски, отразившемся на сыгранной нами когда-то партии, он охотно согласился на совместное творчество.

Наша партия не сохранилась в записи, хотя Гурвич советовал мне убрать все лишние фигуры и представить идею в чистом, этюдном виде. Вдвоем с Сахаровым мы много работали над этой сверкнувшей идеей и, смею сказать, подружились. Но воплотить в корректной форме наш замысел нам никак не удавалось. И уже после его безвременной кончины, всегда помня о нем, я опубликовал в своей книге "Дар Каиссы" в очерке "Поэты не умирают" получившуюся у нас позицию. Гурвича уже не было, чтобы оценить, насколько в ней воплощены его идеи о шахматной эстетике. Но сам я не слишком одобрял наш общий этюд. И пытался, пытался и пытался найти иное воплощение замысла. Однако терпел крушение за крушением.

И только сейчас, спустя столько лет, я, наконец, могу показать, как, возможно, протекала наша с Борисом Андреевичем партия, завершившаяся этюдом, который я посвящаю его памяти.

Я сохранил в этом этюде первый ход за черными, поскольку с этого начинается борьба идей, в которой торжествует комбинация с матом одним слоном.