Читать «Между двумя морями» онлайн - страница 54

Еще минута.

Задымит сирень

Клубами фиолетового дыма…

(М. Дудин)

Живые горы голубых акаций

И в них восторженные соловьи…

(Г. Суворов)

Но главное, что сближает два произведения, — это их жизнеутверждающий пафос, разлитая в них вера в торжество света над тьмой, столь характерная в целом для поэзии Г. Суворова.

Теперь, после предварительных замечаний, восстановим по «нарвскому» автографу полный текст стихотворения. Открывается оно выразительной картиной военной разрухи, пепелища:

Еще утрами черный дым клубится

Над развороченным твоим жильем.

И падает обугленная птица,

Настигнутая бешеным огнем.

Поэт пишет о том, чего лишила людей война, что приходит в снах и мечтах к измученным «чернорабочим войны»:

Еще ночами белыми нам снятся,

Как вестники потерянной любви,

Живые горы голубых акаций

И в них восторженные соловьи.

Развивая эту тему, Г. Суворов обращается мысленным взглядом к грядущей Победе:

Еще война. Но мы безумно верим,

Что будет день — мы выпьем боль до дна.

Широкий мир нам вновь раскроет двери,

С рассветом новым встанет тишина.

В канонической редакции поэт снова возвращается к теме войны — «Последний враг. Последний меткий выстрел…». Но в авторском варианте продолжается развитие темы мира. Причем оно идет в двух планах: что будет делать после Победы сам автор, а что — его друг М. Дудин. Именно в этой части стихотворения наиболее ярко выступает его жанровая природа:

И мы с тобою сразу позабудем,

Что очень много испытать пришлось.

Захочется нам сразу жить как людям,

Усталостью убив крутую злость.

Ты бросишься, как лошадь на отаву,

Куда-нибудь туда за Кострому.

А я охотник, я былую славу

Припомню и ружье свое возьму.

Здесь возникает характернейший для всей поэзии Г. Суворова образ сибирского охотника. Поэт рисует милые его сердцу образы сибирской природы. Начинает звучать мотив «сереброокой Сибири» — важнейший для поэта:

Ты где-нибудь потонешь в вешних зорях

И изойдешься песней вдалеке.

Я затеряюсь в темноперых взгорьях,

В приземистом лохматом сосняке.

Ты будешь петь теченье жизни полной,

Закатов тихих голубую медь.

Передо мною встанет, словно полночь,

Как сон тайги, взъерошенный медведь.

Стихотворение воспринимается в самом деле как доверительный разговор с другом, поэт вспоминает о любимой товарища, мечтает о сибирской охоте:

Ты будешь думать о своей Ирине

Или гулять, быть может, по Москве,

Когда мне будет сниться небо сине,

Заря на темной спутанной траве.

И лишь проснусь, заждавшиеся сосны

Возьмут и солнце склонят мне на грудь,

И я приму расплавленное солнце

И озарю им свой скалистый путь.

Потом вперед. И, где-нибудь заметив

Мелькающее пламя кабарги,

Схвачу ружье… Багряный легкий ветер

Качнет густые облака тайги.

И тут в развитие своей поэтической мысли Суворов прибегает к характерному для него приему: он возвращается к теме войны, но не реальной, как в начале стихотворения, а к иной, как бы увиденной из будущего:

И я скажу: однако был точнее.

Однако раньше бил наверняка,

…Передо мною встанет вновь траншея,

Затянутые мглой зрачки врага.

Поэт высказывает пронзительную по точности и трагической глубине мысль: никогда рука охотника, целившегося в красавца оленя, не будет так беспощадно точна, как в схватке с врагом. Поэт задумывается о том, чем станет в его будущей жизни война, как «тяжело она отложится», пользуясь выражением А. Межирова, в душе. Об этом же задумывались тогда и другие сверстники поэта. Например, М. Луконин в стихотворении «Приду к тебе» писал о том, что среди военных испытаний важно не растерять духовные богатства, полноту ощущений бытия: «Но лучше прийти с пустым врагом, чем с пустой душой».