Читать «Бизнес ангел» онлайн - страница 27

Наталья Николаевна Бессонова

А врачи нашей местной больницы так ничего и не поняли, что вообще происходило. Зато при выписке из этой инфекционной больницы сделали мне жестокое замечание с едкой интонацией. То ли одна из них захотела «порисоваться» перед другой, то ли просто, как вампир, посмотреть на мою реакцию жертвы, которая и так в шоке от всего происходящего и уже не особо что соображает, кроме того, что нужно срочно уезжать домой. Эта врач произнесла, глядя на меня в упор:

– Ну, готовься, мамочка, дальше будет всё хуже и хуже, страшнее и страшнее, раз у вас ТАКОЕ. Видывали мы тут всякое. Тебе что, не говорили раньше, что они вырастают и становятся страшные, а трясет их – просто жуть? С каждым годом всё сильнее, и это у вас только начало. Не знала? Ну так знай теперь!

Зачем она всё это мне говорила, я не понимаю, но по сердцу словно ножичком скользнули эти слова. Я не ответила им, убираясь как можно скорее восвояси.

А далее полетели наши врачебно-командировочные будни. Мы по-прежнему месяц-два находились дома, а затем на месяц уезжали в Москву на лечение. Крохотные остатки надежды терять не хотелось, и поэтому время от времени мы всё равно ездили на консультации как к неврологам, так и к разным офтальмологам: в институт Гельмгольца и другие клиники. Просто чтобы точно и наверняка не пропустить ни одной возможности, если вдруг хоть маленькая, но она есть. Наука ведь не стоит на месте.

Был даже смешной случай, связанный с этими моими блужданиями по офтальмологическим клиникам. Однажды я решила пройти консультацию в одной активно рекламируемой, платной офтальмологической клинике. Записалась на прием, прихожу с сыном, а там снова сидит всё тот же Вишустин, и он именно нас должен принимать. Правда, в платной клинике он был и сочувствующим, и более вежливым, и потратил на нас, наконец, достаточно много времени, чтобы объяснить мне деликатно, что изменить что-либо невозможно, надо смириться и лечить неврологию. Вот так Вишустиным начались наши хождения по московским окулистам, им и закончились.

Поэтому всё дальнейшее наше лечение уже свелось только к неврологии. К одному году сын так и не сел, не переворачивался, не ходил и тем более не говорил. Даже этапа агуканья у нас не было. Лишь на одно из лекарств, которое называлось «Когитум», он вдруг отреагировал: начинал ни с того ни с сего задорно смеяться или вдруг иногда проговаривать: «Каля-каля-каля». Нам так нравились эти его «каля», такой голосок весёлый, звонкий. Других слов мы от него и не слышали, лишь звук громкий, гудящий, как на трубе, во время судорог. И изредка неожиданный смех, который грел нам душу своей теплотой.

К двум годам, несмотря на все наши многочисленные курсы лечения и огромное по меркам нашего дохода количество денег, которые мы потратили на поездки и врачей, чуда так и не произошло. Мы решили сменить лечебное учреждение. Слепые дети развиваются всегда с запозданием, но у нас не менялось ничего, а это уже не задержка психоэмоционального развития, как писали в диагнозе, это уже его остановка. И всё равно мы не сдавались. Поэтому поехали на госпитализацию в детскую психоневрологическую больницу на станции метро «Проспект Вернадского». Там очень пожилая женщина профессор Семёнова вынесла вердикт: