Читать «Библия и наука» онлайн - страница 70

Сборник статей

Впрочем, гипотеза о происхождении обезьяны от человека в современных околонаучных мифах есть явление скорее периферийное, которому не следует уделять значительное внимание. Чтобы разобраться в иррациональных истоках околонаучного мифотворчества, следует сконцентрировать внимание на его узловых моментах, проследить зарождение мифологических мотивов из «коллективного бессознательного» европейского общества по другим формам духовной жизни – прежде всего, по содержанию художественного творчества. Ведь, согласно взглядам Юнга, «дело художника состоит в том, чтобы в силу своей особой близости к миру коллективного бессознательного первым улавливать совершающиеся в нем необратимые трансформации и предупреждать об этих трансформациях своим творчеством». Какие сигналы о надвигающейся эпохе господства околонаучных мифов подавало европейское искусство?

Отто Бенеш – исследователь творчества известного художника Питера Брейгеля Старшего (1520–1569) – отмечает, что на его полотнах «люди изображаются в виде каких-то манекенов, игрушечных персонажей, что у него они все "на одно лицо"». Эти люди, как пишет Бенеш, представляют «часть безликой массы, подчиненной великим законам, управляющим земными событиями так же, как они управляют орбитами земного шара во вселенной. Содержанием вселенной является один великий механизм. Повседневная жизнь, страдания и радость человека протекают так, как предвычислено в этом часовом механизме». Такое понимание мира зарождалось в бессознательных глубинах европейского общества где-то за сто лет до работ Ньютона (1642–1727), законы которого можно было бы использовать в виде некоего научного основания для подобного механистического понимания мироустроения. В полотнах Брейгеля мы, судя по всему, сталкиваемся с художественным выражением процессов, происходящих в «коллективном бессознательном» семнадцатого столетия. В дальнейшем эти процессы оформились в виде механистических представлений о мире – первого варианта «научно обоснованного» материалистического учения.

Такое механистическое понимание действительности, несомненно, сыграло определяющую роль и в становлении эволюционных идей. Еще в XIX столетии русский мыслитель Николай Яковлевич Данилевский писал, что теория эволюции есть «купол на здании механистического материализма, чем только можно объяснить ее фантастический успех, никак не связанный с научными достижениями». В самом деле, если живые организмы – это некие механизмы, то более «простые» из них должны были появиться раньше, чем более «сложные». Также и мельчайший «узел» этих «механизмов» – живая клетка – должна была в какой-то момент времени «самособраться» из своих «деталей» – биологических молекул. В таком понимании сначала должен был появиться некий «первичный бульон» из органических молекул, а затем уже простейшее живое существо. Здесь мы сталкиваемся со взаимодействием околонаучных мифов и с подчинением их определенным рациональным условиям, обязательным для всякой идеи, претендующей на статус научной теории. Но при этом идея о возникновении жизни из неорганического вещества зарождается в европейском обществе прошлых столетий все же в иррациональном, поэтическом, явно связанным с «коллективным бессознательным».