Читать «Бибиковские «меры»» онлайн - страница 2
Николай Семёнович Лесков
– Я считал его погибшим, – говорил Алферьев и бросился к Писареву (правителю канцелярии) просить о помощи.
Писарев был занят и принял профессора не скоро, так что Алферьев вернулся к себе домой часа через три, но зато, к крайнему его удивлению, он застал студента уже возвратившимся, и совсем не в той тревоге, в которой тот был с той минуты, как его потребовал Бибиков.
– Что с тобой было? – спросил Алферьев.
– Ничего особенного, – отвечал студент. – Бибиков был со мною даже очень ласков.
– Ты что-нибудь лжешь?
– Нет, право. Конечно… сначала он было немножко посердился, но потом… ничего… даже дал папироску и отпустил.
– Дал тебе папироску?!
– Дал.
– И ты у него курил?!
– Курил.
– Ты врешь, – а впрочем, это твое дело.
Так это и осталось.
Окончился год; молодого человека, покурившего у Бибикова папироску, перевели на второй курс; стало время студентам разъезжаться на каникулы. Веселые товарищи опять собрались на прощанье покутить за Днепром в трактире Рязанова. Питомец Алферьева был там же и, охмелевши, заснул на диване. А в это время у его товарищей вышло недоразумение с прислугою. Стали шуметь и кричать, что кого-то «надо бить».
При слове «бить» спавший мгновенно пробудился, вскочил и заговорил:
– Бога ради, бога ради! Господа!.. Не надо бить, а то меня Бибиков
Очевидцем этого события был в числе прочих покойный муж известной писательницы Марко Вовчок, Аф. Вас. Маркович, который сначала принял это за бред, а потом ужасно огорчился. Куритель после каникул в университет более не возвращался, а проф. Алферьев впоследствии не раз рассказывал этот анекдот многим, и из людей, которые его слышали, по сей день еще многие живы.
Подтверждение же этого события я слышал потом здесь, в Петербурге, от Аскоченского, который во время рассказанного события жил в том самом флигеле генерал-губернаторского дома, куда жандармы отвели молодого человека.
Аскоченский говорил, что он «по соседству
– Вы, конечно, поняли, что там делалось?
– Разумеется – воздавали похвалу на полу.
– И вам не припало на сердце как-нибудь за него заступиться?
– Как?
– Ну, я не знаю как… Вы там жили и могли знать, к кому пойти, кого просить.
– Потому-то, что я все это знал, – я ничего и не сделал. «Припадание на сердце» могло принести только многосторонний вред и никакой пользы.
Был ли такой случай единственным во время попечительства Бибикова или подобные вещи повторялись по мере надобности, – об этом, по словам Аскоченского, «ничего достоверного сказать невозможно».
После того как студент, оскорбивший педеля и субинспектора, выкурил у Бибикова папироску, явился и другой случай, который произошел вполне гласно и потому может быть рассказан без сокрытия имени пострадавшего.
Один взрослый ученик седьмого класса 2-й киевской гимназии по фамилии Шварц (сын зубного врача Адама Шварца и брат известного в Киеве акушера Александра Ад. Шварца) не стерпел придирчивости учителя и ударил его при всем классе. За это Бибиков велел его высечь перед собранием всех учеников 2-й гимназии, и приказание это было исполнено через солдат, и притом так, что молодой человек лишился чувств (помнится, ему дали двести ударов), а потом он был забрит в солдаты и послан в отдаленную местность, где и находился очень долго.