Читать «Бетонная серьга» онлайн - страница 21

Предварительно подложенный под стекло план города совершенно не читался сквозь трехсантиметровый слой уже довольно серого пластилина с вкраплениями графита, поэтому пришлось нанести сетку улиц на поверхность пластилинового коржа по памяти. Сила концепции вела резец по пластилиновым гладям. После разметки началась нарезка пирога. Первый разрез отделил фасады будущих пластилиновых шедевров от левой стороны главного проспекта. В правую сторону проспекта нож вошел как в масло, но при этом из-за толщины лезвия левая сторона опять прилипла к фасадам. При извлечении улицы из межфасадного пространства обнаружилась еще одна серьезная проблема — улица приклеилась не только к домам, но и к стеклу будущего тротуара. Благо, в наборе скульптора нашелся подходящий прямоугольный мастихин, позволивший по частям извлечь улицу из пластилинового плена.

Ваяние продолжилось, и результат его был печальным: на стеклянных тротуарах лежали ошметки пластилиновой грязи, так называемого строительного мусора, избавиться от которого не было никакой возможности. Его можно было только «причесать» шпательком. Это причесывание слегка зацепило фасады, отчего те искривились и покосились. Правка фасадов продолговатым прямоугольным мастихином превратила их из прямых призм в наклонные усеченные пирамиды, оштукатуренные в деревенском стиле грубыми мазками. Они не парили на невидимом прозрачном стекле, а утопали в белесой жиже «причесанных» улиц.

Разная высота застройки достигалась вжатием пластилиновых хибар в пластилиновые же топи. Некоторые из лачуг получались с вздутыми стенами и острыми углами, напоминающими пуховую подушку, другие своей выступающей круглой крышей походили на фуражку.

Этот макет никого не мог оставить равнодушным. Отчасти он напоминал украинское село времен Тараса Шевченко, отчасти — чеченский поселок после ковровой бомбардировки. Тут каждый мог найти понятные ему ассоциации. Понять связь между макетом лазерной резки и «последним днем Помпеи» можно было только по лежащему на столе глянцевому журналу.

Мой друг — героический Лёня

Костя, не терявший времени даром, раздраконил ватманский лист толстыми линиями в трех основных направлениях под шестьдесят градусов друг к другу. В пересечениях линий он навёл круглые узлы. Процесс этот назывался мудрым словом «зонирование» и включал в себя «триангуляцию». Его не заботило, что триангуляция плоскости есть занятие бессмысленное и порочное, противоречащее основным принципам эвклидовой геометрии.

Наш с Лёней путь из общежития в пивную пролегал через факультет, чтоб обойти все ландшафтные строительные работы. Два грузных дядьки — Лёня и я — шли гуськом между рабочими столами однокурсников в сторону окна, кем-то предусмотрительно спроектированного между одинаковыми уровнями пола и тротуара, что позволяло, сильно задрав ногу, использовать его как дверь, открывавшую перед нами пивные горизонты.

Лёня

Увидев нас с Лёней, Алекс поднял на нас влажные глаза с промелькнувшей в них надеждой и, бессвязно бормоча и жестикулируя, посеменил к Лёне. Крупный добродушный Лёня с неуклюжими жестами и негнущимися от обилия мускулатуры конечностями, показался Алексу подходящим мировым судьей в неразрешимом конфликте с Костей. Это была последняя попытка вразумить разнуздавшегося триангулятора.