Читать «Бесценные алмазы» онлайн - страница 26

то уши надеру!

Но дети не унимались, и он срывал зло

на рубахе. Как начнёт её охаживать кулаками.

Шлёп-шлёп! „Замолчите, бесенята! Вот я вас!"

Горемычная рубаха корчилась от боли,

переворачивалась то на спину, то на живот,

сетовала: „Ой, больно, дедушка, больно!"

Но старик ничего и знать не хотел.

Выбившись из сил, он оставлял рубаху

в покое и садился перевести дух. Так продол-

жалось изо дня в день. Чем яростнее колотил

старик свою полотняную рубаху, тем белее

она становилась, пока не засверкала как

солнце и даже ярче солнца. Она сияла и днём

и ночью. Старик даже перестал по вечерам

зажигать керосиновую коптилку. Рубаха

светилась так ярко, что старик, хоть и слаб

был глазами, мог отличать пшеничные зёрна

от сорняков. Куда бы он ни пошёл, вокруг

делалось светло. Он по ночам ходил в лес за

дровами, собирал молодую крапиву и другое

зелье, варил из них похлёбку.

Слух о чудо-рубахе разнёсся по всему

государству и достиг ушей самого царя.

— Так и так, государь, — доложили царю

его слуги, — самое большое светило не может

сравниться со стариковой рубахой. Она не

светится, а сияет, как солнце.

— Идите и принесите мне эту рубаху! —

приказал царь.

Пошли царские слуги в лес, постучались

в дверь стариковой хижины. Тук-тук-тук!

Никто не отзывается. Постучались ещё раз.

Тук-тук-тук! Снова молчание. Тогда один из

слуг, у которого были самые длинные уши,

говорит:

— Погодите! Там кто-то есть. Старик с кем-то

разговаривает.

Он наклонился, заглянул в щель, видит:

старик сидит голый до пояса, что-то латает

и бормочет:

— Так тебе и надо, старый хрыч! Женился

бы, как люди, не колол бы теперь пальцы

этой проклятой иглой. Старуха бы тебя

обшивала, а ты бы сидел да трубку покуривал.

Впрочем, почему старуха? Она ведь слаба

глазами. Где ей нитку в иголку вдеть! Пусть

лучше дочка займётся этим делом. Эй, девка,

чего уставилась? Бери иглу, шей! Тяни нитку

повыше! Смотри, чтоб не было узелков!

Покрикивая на мнимую дочку, старик залатал

рубаху. Только хотел было её надеть, как

в хижину ввалились царские слуги.

— Погоди! Не надевай рубаху. Царь наказал,

чтоб мы её доставили ему!

— Что ж, ладно. Дам, почему бы не дать!

У нашего царя рубах — счёту нет и все шёлковые,

а у меня одна да и та полотняная. Но раз

она приглянулась царю, пусть возьмёт. Мне

дочка другую смастерит. Вот стан. Вот кросна,

вот нитченки. Всё у неё есть, у моей доченьки...

— Всё есть, только дочки нету, — сказал

длинноухий слуга, который всё слышал и всё

знал. Ему было известно, что у старика

нет ни дочери, ни внуков...

Старик ничего не ответил.

Взяли слуги рубаху, отнесли царю. Он

приказал положить её на видном месте в палате,

где заседали бояре. Дело было днём, и никто

не мог понять, светится рубаха или нет.

Пришлось ждать темноты. Небо потемнело,

стало смеркаться. На дворе стало темно, а во

дворце ещё темнее. Смотрит царь: рубаха

лежит — не светит и не греет.

Рассердился тут царь. Потребовал, чтобы

доставили старика живого или мёртвого во

дворец. Кинулись царские слуги в лес, добрались

до стариковой хижины, слышат: кто-то

разоряется.

— Прочь отсюда, непоседы! Вы мне нить