Читать «Бенкендорф. Правда и мифы о грозном властителе III отделения» онлайн

Вступление

«НЕДВИЖНЫЙ СТРАЖ ДРЕМАЛ…»

То, что случилось, — случилось. Лучшего поэта России «не уберегли». Теперь следовало жить дальше.

Император уже выругался: «Зачем нужна тайная полиция, если она…» Добрейший Василий Андреевич Жуковский написал свое гневное обвинение: «Государь хотел… а Вы…»

Бенкендорф, как обычно, промолчал. Он вообще предпочитал молчать — не значит не имел своего мнения.

Публика пошумела и забыла: современники относились к Пушкину далеко не так трепетно, как потомки.

Но был еще высший Судия, перед Которым предстояло отвечать за «не уберегли».

Уже догадываются, что пожар Зимнего дворца в ночь с 17 на 18 декабря 1837 г. был своего рода расплатой. К ней следовало бы присоединить болезнь, постигшую шефа жандармов в первых числах марта. За несколько лет до описанных событий, сразу после возвращения императора из-за границы, во время смотра, Бенкендорф вылетел из седла. Над ним пронеслась вся кавалькада кирасир, и если бы он не «родился в рубашке», как часто говорил государь, ушибами дело бы не ограничилось. Тогда сплетничали, что роковое событие предвещает падение при дворе. Ошиблись.

Но вот в 1837 г. болезнь от переутомления настигла Александра Христофоровича. После заседания Государственного совета он лег дома на диван, задумался о том, что уже лет тридцать не был в отпуске, и не смог подняться.

Справляться о его здоровье пришли толпы очень бедных просителей, дела которых Корпус жандармов решил безденежно. «Я имел счастье заживо услышать похвальное надгробное слово… — не без иронии вспоминал Бенкендорф. — При той должности, которую я занимал, это служило, конечно, самым блестящим отчетом за 11-летнее мое управление, и думаю, что я был едва ли не первый из всех начальников тайной полиции, которого смерти страшились и которого не преследовали на краю гроба ни одною жалобою… Двое из моих товарищей, стоявшие на высших ступенях службы и никогда не скрывавшие ненависти своей к моему месту (министры юстиции и внутренних дел Д.Н. Блудов и Д.В. Дашков. — О. Е.), к которой, быть может, немного примешивалась и зависть, к моему значению у престола, оба сказали мне, что кладут оружие перед этим единодушным сочувствием публики».

Однако, хотя Александр Христофорович и выздоровел, к активной государственной деятельности он не вернулся. Прерываются и его записки, в которых, кстати, о Пушкине нет ни слова. Обычно Бенкендорф либо говорил о людях хорошо, либо не давал характеристик. В данном случае молчание красноречиво. Хорошего он сказать не мог.

Николай I сохранял за другом прежние должности, отправлял на воды. А когда в 1844 г. тот скончался, сам попросил священника вставить в речь несколько слов о роковом годе: государь потерял дочь и старого друга. Слова: «Он ни с кем меня не поссорил и со многими примирил» — лучшая похвала главе тайной полиции в устах такого строгого монарха, как Николай I.