Читать «Белый Орден или Новые приключения Ариэля» онлайн - страница 172

— А вы уверены, что были правы? Может быть, стоило запретить своим неразумным братьям совершать трагическую ошибку?

— А ты уверен, что был прав, когда начал эту войну? Сколько друзей и врагов погибло из-за твоего решения? У многих ведь не просто жизнь оборвалась, многие душу погубили на этой войне. И это было следствием твоего выбора, они такого не выбирали. Не говорю, что ты был не прав. Если бы вы с друзьями где-нибудь спрятались и не начали эту войну, ещё больше людей могли погубить свои души, хотя об этом теперь невозможно судить. Это трагический выбор, здесь нет безупречных решений. Наш выбор так же был трагичен. Высшие касты замкнулись, перебравшись в места недоступные ни драконам, ни людям. Мы очень тяжело переживали отпадение средних и низших каст, для нас это стало настоящей катастрофой. Сколько скорбных элегий было написано о духовно погибших братьях, сколько появилось трактатов о свободе воле… Драконы обладают идеальной памятью, мы можем писать в уме фразу за фразой, запоминая весь текст. Потом этот текст зачитывают братьям, и они тоже дословно его запоминают. Сознание каждого дракона — это огромная библиотека. Наши внутренние библиотеки непрерывно пополнялись тогда поэтической скорбью и напряжённой полемикой. Многие из нас пришли к выводу, что мы были неправы и совершили ужасную ошибку, позволив нашим братьям погубить себя. Указывали на то, что, воспитывая детей, мы всегда ограничиваем их свободу, если несмышлёныши, пока ещё неспособные распоряжаться своей свободой, начинают действовать себе во вред. А ведь и многие взрослые не всё понимают, в чём-то оставаясь детьми, их свободу тоже надо ограничивать, если они себе вредят, нельзя безучастно наблюдать, как они гибнут, злоупотребляя свободой. Другие им отвечали, что если высшие касты начнут ограничивать свободу низших каст ради их же блага, значит свободы в нашем обществе не будет вовсе. Никто не вправе судить о том, кто из взрослых остался ребёнком, чья свобода подлежит ограничению, никто не может решать в чем именно и в какой степени необходимо ограничивать свободу неразумных. Если мы встанем на этот путь, то перестанем быть обществом свободных существ.

— А я вот, если увижу, как человек танцует на краю пропасти, просто оттолкну его от края, не считаясь ни с его свободой, ни с тем, ребёнок это или взрослый. Неуместно рассуждать о свободе, когда просто необходимо спасти человека.

— Просто… Для тебя это всё ещё просто. Но как только ты начнешь рассуждать о том, что есть пропасть, а что не есть пропасть, тут же всё станет сложно. Потом ты задумаешься о том, что есть ребёнок, а что не есть ребёнок. Потом о том, что есть свобода, а что есть злоупотребление свободой. И тогда тебе покажется, что твоя голова сейчас лопнет. Люди ещё наплачутся с этими вопросами, а драконы уже своё отплакали. Независимо ни от каких теорий, чувство вины не покидало нас, а съедало наши души изнутри. В какой-то момент наши слёзы высохли, споры стихли, а драконы начали умирать один за другим, утратив своё долголетие. Наша трагедия нас раздавила, мы не смогли вынести груза ответственности за принятое решение. Незадолго до вашей войны я остался один. Наблюдал за тем, что у вас происходит. Не мог не наблюдать. Но не вмешивался. Не должен был вмешиваться. Наши миры не должны пересекаться.