Читать «Белые птицы вдали (Роман, рассказы)» онлайн - страница 5

Михаил Николаевич Горбунов

— Та як же ж так! Ой, мати-богородица, заступись. Все хозяйство ж рухне, посеред двора жабы заквакають! — А потом затихала, на худое лицо ее находила смиренческая сень. — От уж лягу — колы зозуля закуе…

Да, на ней одной держались домашние заботы, и хоть, конечно, помогали ей и дядька Артем, и дочь Ульяна, но что ж с них взять — оба работают: муж — в МТС, дочка — в колхозе. Еще солнце не взойдет, Артем погремит во дворе умывальником, покряхтит, растирая крепкое тело рушником, выкатит со двора велосипед — и в Калиновку, а Ульяна — бегом на ферму, к колхозным коровам. За день оба наломаются — самих нужно встретить да приветить, а не то чтобы работой по дому утруждать. Артем-то, правда, еще крепок как черт, труд ему не в тягость, а в радость, а Ульяна придет домой, наспех повечеряет — и на улицу, на девичьи гулянки, — жди с первыми петухами… Да, видно, уж и нет в ней особой тяги к домашнему хозяйству, которую с потом и кровью унаследовала от дедов тетка Дуня, — не то время. В выходной день могла бы и пособить матери. Пошлет она ее в огород картошку подгорнуть — пропала Ульяна! Не слышно и не видно. Пойдет тетка Дуня ее искать, а дочь спит между грядками здоровым, молодым сном — только что мухи в рот не залетают.

И вот с самой весны начинает тетка Дуня считать дни до летних школьных каникул — тогда сестра Зина, живущая с мужем в Киеве, привезет ей ее «панночку» — Марийку. На все лето Марийка — первая помощница тетке Дуне, и, стало быть, сочетается полезное с приятным: тут тебе и отдых при свежем воздухе и парном молоке, тут тебе и познание основ домоводства, да не по книжке, не по наивным, удаленным от жизни урокам труда, а по истинной крестьянской практике.

Марийка проснулась от сплошного крика петуха и квохтанья кур, тут же отозвавшихся на призывный клич Ульяны, с которой она спала здесь, на горище хлева, — в летнюю пору спать в хате душно и нет лучше постели, чем свежее сенцо, заготовленное для Кары под крышей хлева. Ульяны уже не было рядом, только простыня и отброшенное рядно еще хранили тепло и запах ее тела. Кары тоже не было слышно, — значит, тетя Дуня уже подоила ее и выгнала в стадо. Да, да, крик пастуха — «Эгей! Эгей!» — вместе с мычанием коров доносился уже издали, и с этими звуками Марийка ощутила раннее сельское утро с его другими отголосками — серебряным позваниванием подойников, скрипом колодезного барабана, тоненьким голосом тетки Ганны, соседки, сзывающей кур: «Тю, тю, тю, тю… тютеньки, тютеньки…» Марийка с минуту еще лежала, процеживая сквозь дрему эти утренние звуки села и наблюдая, как в плоском ослепительном слое срезанного окошком солнца роится сенная пыльца. Она лежала и радовалась тому, что впереди у нее большой-большой день, и отдавалась ему со счастливой естественностью детства.