Читать «Безмужняя» онлайн - страница 40

Наконец заканчивают молитву и поруши из молельни Виленского гаона. По заведенному Гаоном обычаю, они сидят в талесах и в тфилин и в будни, до середины дня. Сегодня они в своей сумрачной и холодной молельне кружились со свитками Торы вокруг бимы, а затем вынуждены были отдыхать. Миснагиды умеют постигать Учение, но не умеют петь и плясать, тем более те, кто стар: в старости и ноги уже не слушаются. После благодарственной молитвы поруши погружают усы в вино, стряхивают с бород крошки медовой коврижки и, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку, спускаются по лестнице во двор.

Их весьма огорчает увлечение Вильны канторским пением. Истовую молитву нынешние молодые люди заменили слушаньем напевов. А разве современные канторы так же богобоязненны, как прежние? Достойны ли они читать молитву у амуда? Старосты Городской синагоги постановили к тому же, чтобы все помощники кантора носили ермолки с бахромой и маленькие бело-голубые талесы на шее. Благочестивые прихожане очень этим недовольны, это уже пахнет подражанием обычаям Хоральной синагоги, где молятся аптекари и прочие просвещенные люди. Но в честь Симхас-Тойре даже поруш из молельни Гаона позволит себе потянуться чутким ухом через плечо какого-нибудь молодого человека: что же такое находят люди в этом канторском блеянии? Почувствовав прикосновение бархата и шелка, молодой человек оглядывается, видит седого старика и почтительно произносит: «Доброго праздника вам, дедушка!» А тот отвечает: «Доброго праздника, доброго года!» И примечает, что этот миловидный, гладко выбритый молодой человек с мешочком для талеса под мышкой — один из тех, кто предпочитает околачиваться во дворе и слушать кантора вместо того, чтобы зайти в синагогу и помолиться.

На синагогальном дворе толпятся прихожане всех молелен, кроме койденовских хасидов. «Бим-бам! Бим-бам!» — доносится из их молельни. Эти в грош не ставят кантора со всеми помощниками, сами поют, сами пляшут, да так, что кажется: вот хасидский сапог вылетит из синагогального двора и вихрем поднимется к небу вместе со сбившимися бородами, развевающимися капотами и витыми поясами!

День теплый и ясный; солнечные лучи, по-праздничному чуть хмельные, пляшут на окнах молелен, на скатах крыш. Толчея вокруг синагоги: мягкие шляпы почтенных прихожан плывут среди жестких шапок ремесленников, а над ними, отливая черным блеском, торчат высокими трубами цилиндры богачей. У парадных дверей и у боковых входов стоят, вытянув шеи и пригнув головы, прихожане, подобные томимым жаждой овцам у корыта. Правым ухом пытаются уловить напев — не получается; наставляют левое — напрасно! Кантору надо бы обладать голосом Адама, который разносился, как утверждает Гемора, от одного края света до другого, — тогда его услышат те, кто во дворе. Попытки безнадежны — и пришедшие начинают обмениваться словцом-другим. Они знают, что там, внутри, распределяют места в шествии, и знают, что кантор поет «Ниспошли помощь».